А был ли мальчик? Скептический анализ традиционной истории

Шильник Лев

А теперь прочитайте отрывок из Фукидида. Дело происходит в V в. до н. э., а речь идет об отправке на войну флота. «В момент, когда отправляющимся и провожающим предстояло уже расстаться друг с другом, они были обуреваемы мыслями о предстоявших опасностях. Рискованность предприятия предстала им теперь яснее, чем в то время, как они подавали голоса за отплытие. Однако они снова становились бодрее при сознании своей силы в данное время, видя изобилие всего, что было перед их глазами. Иноземцы и прочая толпа явились на зрелище с таким чувством, как будто дело шло о поразительном предприятии, превосходящем всякое вероятие. И действительно, тут было самое дорогостоящее и великолепнейшее войско из всех снаряжавшихся до того времени, войско, впервые выступавшее в морской поход на средства одного эллинского государства». И далее: «Тогда на всех кораблях одновременно, а не на каждом порознь, по голосу глашатая исполнились молитвы, полагавшиеся перед отправлением войска. В то же время по всей линии кораблей матросы и начальники, смешав вино с водою в чашах, совершили возлияние из золотых и серебряных кубков. В молитве принимала участие и остальная толпа, стоявшая на суше: молились все граждане,

так и другие из присутствовавших, сочувствовавшие афинянам.

После молитвы о даровании победы и по совершении возлияний корабли снялись с якоря. Сначала они шли в одну линию, а затем до Эгины соревновались между собой в быстроте. Афиняне торопились прибыть в Корфу, где собиралось и остальное войско союзников». (Цитата из Н. А. Морозова по книге Д. Калюжного и А. Жабинского «Другая история войн».) И это пятый век до новой эры? Вне всякого сомнения, перед нами слог позднего Средневековья или эпохи Возрождения, а то и Нового времени. Сравните этот текст хотя бы с Апокалипсисом или Евангелиями, которые, если верить историкам, написаны через несколько сотен лет после Фукидида. Слов нет, Апокалипсис по-своему стилистически безупречен, но нам думается, вы все равно сразу же ощутите разницу. Сам Н. А. Морозов прокомментировал этот фрагмент так: «Это не древность, а отправка генуэзского или венецианского флота с крестоносцами, где Афины (в переводе — порт) лишь перепутаны с одним из этих мореходных городов».

Теперь давайте посмотрим на проблему письменных источников древности под несколько иным углом зрения. Зададимся простым вопросом: как могло получиться, что античные тексты подверглись столь незначительным искажениям, путешествуя сквозь века? Ведь традиционная история учит, что после падения Западной Римской империи в 476 г. н. э. на Европу опустилась ночь Средневековья. На обломках мировой державы возникли варварские королевства, непрерывно воюющие друг с другом. Величайшие достижения античности забыты и похоронены, а научная мысль вновь скатывается на пещерный уровень: вспомните хотя бы Вселенную в виде квадратного ящика и сравните это убожество с уровнем древнегреческой астрономии. На протяжении пятисот лет Европа была чуть ли не поголовно неграмотна, причем это касалось не только мирян, но и большей части священников. Для того чтобы античные рукописи (пусть даже написанные на прочном пергаменте) могли в таких условиях благополучно всплыть в Италии XV в., их должны были время от времени переписывать. Историки классического направления утверждают, что так и было — этим делом якобы занимались монахи. В таком случае скажите на милость, что мог понять темный клир раннего Средневековья в сочинениях Евклида, Архимеда или Аристарха Самосского? Кто из этой публики мог по достоинству оценить поэзию Овидия или Горация? Наконец, какому средневековому монаху, умерщвляющему плоть в уединенной келье, придет в голову переписывать атеистическую поэму Тита Лукреция Кара «О природе вещей»?

Все это, разумеется, риторические вопросы. Совершенно очевидно, что никакой преемственности в таких условиях возникнуть не могло, и древнее знание оказалось бы утраченным безвозвратно. Правда, нам говорят, что значительный корпус античных текстов осел в культурной Византии и был впоследствии подхвачен не менее культурными арабами. А вот европейцы познакомились с трудами греков и римлян уже на излете Средневековья в переводах с арабского и греческого. Хорошо, пусть будет так, хотя нас уверяют, что и в дремучей Европе работа со старинными рукописями не прекращалась ни на миг. Давайте поглядим, какой вклад внесла в науки и искусства наследница великого Рима — Византийская империя. Картина получается удручающая, поскольку на поверку оказывается, что на протяжении почти тысячи лет византийцы занимались исключительно переписыванием и комментированием античного наследия. Арабы от них тоже недалеко ушли: они всего-навсего перевели сочинения выдающихся греков на арабский.

Получается какая-то дикая картина, полная вопиющих несообразностей. Как можно, не вникая в суть, механически переписывать Платона, Аристотеля и тех же Архимеда с Евклидом? Ведь каждая научная дисциплина оперирует своей собственной системой понятий и парадигм, а кроме того, имеет некоторый необходимый набор только ей присущих терминов, которые трактуются достаточно строго. Переписывать такой текст, не разобравшись основательно и глубоко в материале, совершенно бессмысленно. На выходе получится неудобочитаемая галиматья, а между тем античные труды дошли до нас в весьма осмысленном и связном виде. Передача знаний от поколения к поколению ни в коем случае не сводится к рутинному переписыванию работ основоположников, а непременно предполагает противоборство научных школ, сопровождающееся измышлением новых гипотез и концепций. Таким образом, мы с очевидностью убеждаемся, что оба варианта сохранения и приумножения античного наследия не выдерживают минимальной критики. Первая версия, постулирующая одичание и варваризацию Западной Европы, автоматически означает, что культурная традиция, идущая из глубины веков, должна была неминуемо пресечься. Вариант номер два, рассматривающий Византию и Арабский халифат в качестве своего рода эстафетных звеньев, сводится почти исключительно к голому копированию достижений предшественников. Мы не видим здесь сколько-нибудь ощутимого приращения старого знания (хотя бы в узкоприкладных областях), что невозможно в принципе.

Между прочим, характер развития античной науки обнаруживает еще один фундаментальный парадокс. Как известно, классическая Древняя Греция — это в первую очередь южная часть Балканского полуострова и архипелаги Эгейского моря. Только вот география греческой науки решительно не совпадает с локализацией великолепной Эллады. Ведущие научные центры античности находятся где угодно, но только не в материковой Греции. Это Малая Азия, север Египта, остров Сицилия и юг Апеннинского полуострова (который, кстати сказать, назывался в древности Великой Грецией). Общее у всех этих земель только одно — греческий язык, который был на упомянутых территориях основным. А вот римляне, унаследовавшие достижения древних греков, не сделали для развития

античной науки ровным счетом ничего существенного.

Недаром про них говорят, что они были умелыми политиками (максима «разделяй и властвуй» родилась именно в Риме) и замечательными солдатами, но никуда не годными мыслителями. Согласитесь, это весьма странная картина, особенно если принять во внимание, что серьезное культурное влияние греков на римлян давным-давно стало общим местом и даже пантеон римских богов почти всегда имеет греческие дубликаты, временами совпадающие до полной неразличимости.

Про византийцев и арабов, занятых сугубым копированием античных текстов, мы говорили уже достаточно. И только в Западной Европе наследием античности сумели распорядиться с умом. Едва только европейцы в конце Средних веков и начале эпохи Возрождения познакомились с достижениями античной мысли в переводах с греческого и арабского, как сразу же прервавшаяся было культурная традиция возобновилась. Наука стала развиваться точь-в-точь с того самого места, на котором застыла в древности. Не лишним будет заметить, что и Малая Азия, и Северный Египет, и Сицилия вместе с Южной Италией — исконные земли Византийской империи. Поэтому гипотеза Н. А. Морозова (развитая и дополненная впоследствии работами С. Валянского, Д. Калюжного и А. Жабинского) о том, что первоначальный культурный прорыв состоялся именно в Византии, заслуживает самого серьезного внимания. Византийская империя была в пору своего расцвета, по всей видимости, мультиконфессиональным государством, и арабы, входившие в число ее подданных наряду с другими народами, тоже имели возможность познакомиться с «античными» (а в действительности — византийскими) научными и культурными достижениями. А вот когда в середине XV столетия под натиском турок-османов Византия приказала долго жить, отток греческих интеллектуалов на Запад (исподволь начавшийся еще задолго до окончательного краха империи) как раз и обеспечил небывалый научно-технический и культурный подъем стран Западной Европы. Во всяком случае, такая концепция (ни в коей мере, конечно же, не являющаяся истиной в последней инстанции) значительно лучше объясняет имеющиеся в нашем распоряжении факты и позволяет избавиться от нелепых многовековых провалов чуть ли не до пещерного одичания подавляющей части цивилизованного человечества.

Бесконечная череда взлетов и падений буквально пронизывает традиционную историю. И почти всегда очередной цивилизационный крах связан с нашествием варваров, с приходом неведомо откуда кочевого пастушеского народа. Около 1700 г. до н. э. под ударами кочевников-гиксосов пало египетское Среднее царство. Историки полагают, что иноземное владычество продолжалось не менее 108 лет. Микенскую культуру бронзового века в Греции сокрушили дорийцы — проникший с севера дикий пастушеский народ, вооруженный длинными железными мечами и сражавшийся сомкнутым строем. Культурные ахейцы, в свое время завоевавшие Трою, ничего не смогли противопоставить свирепым варварам. На протяжении первой половины I-го тысячелетия до н. э. рубежи восточных деспотий в Передней Азии бесперечь тревожат легендарные киммерийцы и скифы. Орды кровожадных всадников, на полном скаку без промаха бьющие в цель, сметают на своем пути все, раскалывая древние царства, как гнилой орех. «Вот идет далекий северный народ. Колчан его — как открытый гроб…», — сообщает древняя хроника. В IV–V вв. уже новой эры началось Великое переселение народов, когда десятки племен снялись с насиженных мест и гуртом навалились на Римскую империю. Толчком к великому переселению послужило движение на запад кочевых гуннов, которые на своих косматых лошадках проскакали от Тихого океана до атлантического побережья Галлии (современная Франция). А тюркский Великий Эль, привольно раскинувшийся в VI в. в евразийских степях от Китая до Черного моря? А сарматы, авары, венгры, уйгуры и многие другие, которым несть числа? О неукротимых монголах, завоевавших полмира, мы даже не говорим — им будет посвящена отдельная глава. Возникает впечатление, что где-то в глубинах Центральной Азии работает чудовищный генератор, время от времени выбрасывающий орды диких кочевников. Об этом очень изящно сказал Н. А. Заболоцкий в стихотворении «Рубрук в Монголии»:

Европа сжалась до пределаИ превратилась в островок,Лежащий где-то возле телаЛесов, пожарищ и берлог.Так вот она, страна уныний,Гиперборейский интернат,В котором видел древнийПлиний Жерло, простершееся в ад!Так вот он, дом чужих народовБез прозвищ, кличек и имен,Стрелков, бродяг и скотоводов,Владык без тронов и корон!

Да, чуть было не забыли: давным-давно жили на свете еще одни неугомонные пастухи — древние арии, покорившие во II тысячелетии до н. э. Индию. Воля ваша, но пастух — самый воинственный человек в истории. Правда, не очень понятно, почему у этого неграмотного дикаря все выходит так гладко. Ухаживая за скотиной, обучиться воинскому строю, железной дисциплине, тактическим и стратегическим премудростям ведения боя куда как непросто. Но нашему кочевнику закон не писан: захотелось ему завоевать полмира — он и завоевал. Как говорится, сказано — сделано.

Надо отметить, что назойливая цикличность, необходимо присутствующая в развитии едва ли не всех древних культур, вообще является очень слабым местом ортодоксальной исторической парадигмы. В этом смысле построения современных историков мало чем отличаются от так называемой «теории круговорота» итальянского философа Джамбаттисты Вико (1668–1744), согласно которой человечество неизбежно проходит три стадии развития — эпоху варварства, век героев и век человечества. Однако «дурной бесконечности» у Вико все-таки нет — повторение пройденного в рамках его концепции предполагает наличие вектора, нацеленного вперед, поэтому развитие осуществляется по раскручивающейся спирали. В этом смысле пытливый итальянец совпадает не только со Скалигером и Петавиусом, но и позднейшими социологическими конструкциями вроде ортодоксального марксизма.