A Choriambic Progression
Шрифт:
А потом он вдруг снова стал просто Гарри, стоящим на солнечной поляне августовским утром, продрогшим до костей и дрожащим, как параличный старик. Что-то коснулось его локтя, он резко повернулся, едва сдержав вопль ужаса, и не успев себя остановить, отшвырнул Снейпа высоко в воздух к огромной сосне по другую сторону поляны. Гарри, потрясенно распахнув глаза, вскинул руки, и Снейп будто наткнулся на невидимую стену в метре от уже почти проткнувших его сучьев.
Гарри медленно, осторожно опустил Снейпа на землю, не решаясь сдвинуться с места, пока не увидел, что профессор твердо стоит на земле.
А
* * *
Гарри стоял под очень горячим душем, пока его кожа не покраснела, и ожесточенно тер себя мочалкой. Когда он, наконец, выключил воду, его все еще трясло, но все же он как-то ухитрился вытереться, почистить зубы и одеться без особых происшествий — только лишь дважды уронил зубную пасту в раковину и застегнулся не на те пуговицы, так что пришлось начинать сначала.
Вернувшись в комнату, он заметил, что кушетка приобрела свой первоначальный вид, а в камине, несмотря на теплый летний день и яркий солнечный свет, бьющий в окна, горит огонь. Снейпа не было видно. Гарри подошел к креслу и рухнул на него, радуясь дополнительному теплу — теперь, когда он вышел из-под горячей воды, его снова начала пробирать дрожь.
Едва он успел сесть, как дверь распахнулась, и в комнату вошел Снейп c палочкой в руке — он левитировал перед собой большую вязанку дров. Точное движение палочки, и дрова улеглись в аккуратную поленицу справа от очага. Гарри внимательно наблюдал за перемещениями дров, потому что это было намного легче, чем смотреть на Снейпа.
— Хочешь чаю? — спросил Снейп, и тут уж Гарри пришлось на него посмотреть — вопрос был задан спокойно, безо всяких эмоций, как будто ничего не произошло, будто они всего лишь немного позанимались, и вот наступило время перерыва.
— Я тебя чуть не убил, — произнес Гарри тихим, сдавленным, несчастным голосом.
Снейп выгнул бровь.
— Это не ускользнуло от моего внимания. Но я не вижу тут никакой связи с тем, хочешь ли ты чаю.
— П-прости м-меня, — прошептал Гарри, почти заикаясь. Снейп просто отвернулся и занялся приготовлением чая. Гарри уставился в пол, обхватив плечи руками. Его все еще трясло.
Когда Снейп вернулся и протянул ему кружку, Гарри взял ее. В душе его созрело решение — он не знал, правильное ли оно и куда его приведет, но был уверен, что именно с этого нужно начать.
— Я должен спросить тебя кое о чем, — тихо сказал он, и поднял голову. — Мне нужно знать… Я хочу, чтобы ты рассказал мне, что я сделал… с МакНейером.
Снейпа, судя по всему, удивила эта просьба.
— Зачем?
Гарри снова уставился в чашку.
— Потому… из-за того, что я только что видел… там, на поляне… Теперь мне кажется, что лучше знать, чем не знать. Мне нужно знать, на что я способен.
Снейп принес один из кухонных стульев, осторожно поставил его рядом с Гарри и сел, держа в руках свою чашку.
— Мистер Поттер, — очень серьезно сказал он. — Вы уверены? Это история не из приятных.
Гарри заставил себя посмотреть ему в глаза.
— Представь себе, что ты сделал что-то ужасное, худшее в своей жизни, но ничего не можешь об этом вспомнить… разве ты не хотел бы знать?
Снейп нахмурился.
— Полагаю, вопрос риторический. Да, я предпочел бы знать все. Мое удивление вызвано
— Теперь — да, — грустно ответил Гарри.
* * *
Гарри слушал молча, хотя сначала его поразило, как Снейп может настолько спокойно рассказывать о таких гадостях. Как будто Гарри выслушивал отчет: сухие факты, со всеми необходимыми подробностями, но не отягощенные эмоциями. Конечно, в какой-то степени это было понятно — Снейп, наверное, годами приходил с подобными отчетами к Дамблдору. Но все же это беспокоило, действовало на нервы, и снова пробуждало неприятное ощущение, что несмотря на все, через что им пришлось пройти вместе, он совсем не знал Снейпа.
Но это неприятное чувство быстро ушло, уступив место более насущным поводам для беспокойства. Будто бы заразившись внешним спокойствием Снейпа, Гарри без звука, без слезинки, даже ни разу не вздрогнув, выслушал рассказ о произошедшем — о том, от чего он спас Снейпа своим появлением, о последовавшей за этим схватке, и о том, как он протянул руку, призвал к себе сердце МакНейера, сжал его, превратив в кусок мяса, и отбросил в сторону. Казалось, он слушает историю о событиях, произошедших с кем-то другим давным-давно — печальных, но никак не связанных с реальностью, никак не связанных с самим Гарри.
Но конечно, все это было лишь обманом, иллюзией, которая помогла Гарри молчать и сидеть спокойно, пока рассказ не закончился, пока глуховатый, бесстрастный голос Снейпа не умолк, сменившись тишиной. Гарри сидел, едва дыша, уставившись в стену, как будто пытался запечатлеть ее в памяти, а тем временем что-то подкрадывалось к нему, пробиралось в сознание, не выдавая до поры до времени своей сущности, и наконец переполнило его, овладело им — и Гарри, к ужасу своему, внезапно залился слезами, горькими и горячими. Он обхватил голову руками, уткнулся в колени и так рыдал, что, казалось, еще немного, и у него разорвется сердце.
Он понимал, что Снейп сидит рядом и наблюдает, как он тут разваливается на куски, но не мог сейчас об этом думать… да и вообще ни о чем. С тех пор, как Гарри впервые услышал о том, что сделал, он был в ужасе от своего открытия, ужасное знание лежало на душе тяжелым грузом, но плакать он не мог. Но сейчас выплакаться получилось, и Гарри чувствовал, что ему это нужно, что он, можно сказать, должен сделать это — должен себе и человеку, которого убил. Он чувствовал, что каковы бы ни были его упования на будущее, они сбудутся, только если оставить это горе позади.
Плакал он очень долго. До тех пор, пока уже не осталось сил на слезы. До тех пор, пока ужас перед совершенным не ослаб (хотя вычеркнуть его совсем было невозможно). До тех пор, пока рыдания не превратились в редкие всхлипы, оставив после себя пустоту, от которой Гарри чувствовал себя вялым и легким — казалось, что если он оттолкнется от стула, он медленно всплывет к потолку.
Гарри позволил себе некоторое время оставаться в таком состоянии. Но когда он наконец вытер заплаканное лицо краем мантии и закрыл отяжелевшие глаза, он обнаружил, что может дышать — впервые за время, показавшееся вечностью, может дышать полной грудью. К удивлению своему, он понял, что впадает в дремоту, и возможно, так бы и заснул, если бы не почувствовал теплое прикосновение к шее.