А что, если бы
Шрифт:
Можно предполагать, что действия по второму варианту (после отказа от высадки в районе Румои) подразумевали высадку разведгруппы в другом районе Хоккайдо.
У северо-восточного побережья Хоккайдо действительно появилась советская подводная лодка. Правда, по японским документам, это случилось двумя днями раньше — утром 22 августа. В этот день в районе порта Абасири, недалеко от восточной оконечности острова, всплывшая на поверхность подводная лодка атаковала артиллерийским огнем транспорт «Дайто-Мару №49», также шедший из Отомари с беженцами. Возможно, лодка пыталась захватить транспорт, но он открыл ответный огонь и, по утверждению японцев, тоже нанес лодке повреждения. По всем раскладам подводная лодка могла быть только советской — американские лодки с 14 августа атак не проводили не только в этом районе, но и вообще на Тихом океане. Однако кто именно атаковал «Дайто-Мару», остается тайной и по сей день.
Логично предположить, что это была Л-19, форсировавшая пролив Лаперуза в указанный ею срок (в ночь с 23 на 24
С уверенностью можно сказать только одно: 22 — 24 августа 1945 года в ряде точек на побережье Хоккайдо была предпринята высадка советских разведгрупп. Причем, судя по всему, не с целью сбора данных о структуре обороны противника и тыловых коммуникаций, а с конкретной задачей — проверить, как японцы отреагируют на появление советских войск и не предпочтут ли сдаваться в плен нам, а не американцам. В случае удачного результата вслед за разведгруппами на берег должны были высадиться отряды с ожидавших в море лодок Л-11 и Л-18. Далее из Маока выходили транспорты с основными силами 87-го стрелкового корпуса. И в течение трех-четырех дней остров Хоккайдо оказывался под контролем СССР.
Очевидно, результаты произведенной разведки были признаны неутешительными — японцы не проявили стремления сдаться в плен русским. Операция была свернута. Подробности ее проведения остаются тайной и по сей день...
В. Гончаров
Часть VII
ТРЕТЬЯ МИРОВАЯ
Дэвид Клэй Лардж
Похороны в Берлине.
Холодная война становится горячей
На протяжении сорока пяти лет разделенный надвое Берлин являлся центром того, что Дэвид Клэй Лардж назвал «сюрреалистической игрой, известной под именем "Холодной войны". Но за это время, как и во многих других случаях, не раз и не два возникали ситуации, когда игра могла вылиться в совсем иные формы. Ниже Дэвид Лардж рассматривает ряд наиболее серьезных вариантов такого рода сценария. Что, если бы немцы и русские заключили в 1944 году второй «пакт о ненападении»? Могли ли мы попытаться опередить русских и самим захватить Берлин в апреле 1945 года? Был ли у такой попытки шанс на успех? Насколько реальной была угроза вторжения Советов в Западную Европу в конце 1940-х годов? Чем могла бы обернуться наша попытка силой воспрепятствовать блокаде Берлина в 1948 году? С другой стороны, к чему привело бы решение западных держав оставить город? В чем заключалась опасность превращения Германии в «нейтральную» страну с самостоятельной армией — вариант, предлагавшийся Сталиным в 1952 году? Что, если бы президент Эйзенхауэр не позволил Фрэнсису Гэри Пауэрсу отправиться в свой роковой полет на U-2? Или если бы он прибегнул к силе, чтобы помешать восточным немцам воздвигнуть «Берлинскую стену»? Итак, мог ли Берлин стать Сараево Третьей Мировой войны?
Дэвид Клэй Лардж,профессор истории университета штата Монтана, является автором таких книг, как «Меж двух огней: Европа в 1930-х годах», «Там, где блуждали призраки: Мюнхенская дорога к Третьему Рейху» и готовящаяся к печати работа «Берлин: Роль столицы в созидании современной Германии».
«Холодная война» длилась так долго, что в обоих лагерях разделенного мира многие люди привыкли воспринимать ситуацию как нечто «нормальное» и даже неизбежное. Они не верили ни в наступление перемен, ни в то, что исторические обстоятельства могли сложиться как-то по-иному. Однако на самом деле сорокалетнее противостояние, известное нам под названием «Холодной войны», отнюдь не было исторической неизбежным — во всяком случае, в той форме, в какой оно нам известно сейчас. Возможности для осуществления других вариантов развития событий появлялись неоднократно, особенно на ранних стадиях конфронтации.
Чаще, чем где бы то ни было, они возникали там, где завершилась война в Европе — в Германии, и прежде всего в Берлине. В этом месте недавние союзники, превратившиеся в соперников, сошлись лицом к лицу и танк к танку.
Но существовала вполне реальная возможность того, что сюрреалистическая игра, названная «Холодной войной», могла не начаться совсем, а Германия вполне могла избежать участи главного игрового поля и наиболее желанного приза в этом матче. А окажись она выведенной из игры, сама природа состязания, равно как и соотношение сил его участников, стали бы совсем иными.
Союзники занимают Берлин
Все знают об открывшем для Германии возможность для вторжения в Польшу,
298
Еще ранее договора о ненападении с Германией заключили многие другие страны, в том числе сама Польша. Более того, в октябре 1938 года ряд стран из числа «столпов демократии» согласились на передачу нацистам части территории суверенного государства — Чехословакии.
299
В нашем распоряжении нет материалов, подтверждающих или опровергающих это утверждение, но выглядит оно чересчур неправдоподобно — в июле 1943 года, когда был создан «Национальный Комитет "Свободная Германия"», Третий рейх уже безусловно проигрывал войну.
Правда, в конечном итоге Гитлер предпочел переломить ситуацию и повернуть вспять накатывавшие на него с двух сторон валы иным способом — реализацией своего амбициозного плана наступления на Западном фронте, в Арденнах. Да и Сталин, уже почуявший германскую кровь, отказался от попыток заключить сепаратное перемирие. Но что, если бы русские и немцы все-таки подписали, бы во второй половине 1944 года новый Пакт, позволивший рейху бросить все силы на Запад? Мы не знаем, смог ли бы в таком случае Гитлер вынудить к заключению соглашения и западные державы (в 1918 году подобный сценарий так и не удалось реализовать) — но, во всяком случае, это позволило бы Германии избежать одновременного вторжения с востока и с запада. А Россия, со своей стороны, не получила бы возможности урвать себе кусок побежденной Германии и тем более — утвердиться в Восточной Европе. А не возникни под эгидой СССР обширная восточноевропейская империя, весьма сомнительно, чтобы Советы вообще смогли бросить вызов Западу в послевоенный период.
Другая возможность избегнуть «Холодной войны» возникла в апреле 1945 года, когда союзные армии вторглись в Германию и с востока и с запада. Ранее союзники согласились на том, что Берлин будет занят Красной Армией, ибо тогда казалось, что это продиктовано логикой обстоятельств. Более того, предполагалось, что Берлин целиком окажется в советской зоне оккупации Германии. Однако после форсирования Рейна в марте 1945 года продвижение западных армий ускорилось [300] настолько, что их бросок на Берлин стал не только возможен, но и — по крайней мере, с точки зрения некоторых военных деятелей — весьма желателен. Известно, что фельдмаршал Монтгомери всеми силами пытался склонить Дуайта Эйзенхауэра к нанесению «одного решительного, полнокровного удара», нацеленного на Берлин. Эйзенхауэр отверг эту просьбу, предпочитая целенаправленному удару по столице широкое наступление по всему фронту, оставлявшее Берлин русским. В Британии это вызывало раздражение: отношения Эйзенхауэра со Сталиным характеризовали фразой «Пойдем-ка, Джо» — обычным обращением лондонских проституток к потенциальным клиентам из числа американских солдат. Снова «берлинский вопрос» был поднят в середине апреля, когда Девятая армия США вышла к Эльбе, всего в пятидесяти милях от германской столицы. Теперь уже американский командир, Уильям Симпсон, умолял главнокомандующего позволить ему взять город, которого он — как был уверен — мог достигнуть за один день. Но Эйзенхауэр вновь сказал «нет», не желая, чтобы американцы несли высокие потери ради достижения цели, не казавшейся ему стратегически значимой. Генерал Джордж Паттон, поддержавший просьбу Симпсона, настаивал на быстром взятии Берлина и выдвижении к Одеру, но Эйзенхауэр упорствовал, заявляя, что Берлин, с его разрушенной инфраструктурой и толпами охваченных паникой жителей, станет скорее обузой, чем добычей. «Кому это нужно?» — промолвил он, на что Паттон сказал: «Я думаю, ответ на этот вопрос даст история».
300
Со второй половины марта 1945 года сопротивление германских войск силам союзников на Западе постепенно слабело, к концу апреля оно фактически прекратилось.