А дело было так…

Высоцкий Михаил Владимирович

— Эй, добры молодцы, чурбаном вас об стену, не видели ли вы здесь побратима моего, спутника верного, что Ксерксом Навуходоносором зовется!

На секунду воцарилась гробовая тишина — не зря же я уроки вокала брал у лучших басов современности. Нам, героям, без зычного голоса, чтоб шум битвы перекричать, никак! А то придешь на иную войну, не заявишь о себе — и все, бывай слава. Надо обязательно во всеуслышание о себе заявить, чтоб и враги устрашились, и в сердца союзников надежда вошла, и баяны не забыли строчку черкнуть, да верную, а то в доспехах все богатыри одинаковые, имя неверно назовешь, еще кому другому подвиг припишут. Так что пришлось при консерватории полгода прожить, науку музыкальную

изучать — у них ведь все по полочкам разложено, как вдыхать, как выдыхать, какие связки напрячь, чтоб голос звучал громко, как акустику помещения учесть. В чистом поле — это одно, в княжеском замке — другое, а в таверне и вовсе третье. Все учесть надо, ничего не забыть. Зато результат какой! Любую драку, любую бойню перекричать могу, а однажды шел против минотавров сражаться, свили себе гнездышко под водопадом, всем окрестным коровам «генофонд» портили (ишь какое мудреное слово-то драконы придумали, видите ли, не просто сын на батю похож, а «гены» его имеет!). Так чтоб меня заметили, шум того самого водопада пришлось перекрикивать, а это вам не шуточки! Когда целая река с полверсты на камни падает, это не сотня-другая добрых молодцов железом стучит, это куда серьезнее!

Куда там кабацкой драке — такие еще мой батя умел перекрикивать. Как гаркнет в трактире: «Пива мне!» — так по всему городу знают, а матушка уже со сковородкой в руке поджидает. Замерли все, только зыкруд продолжал своей дубиной крутить. Ну так всем ведомо, у них уши мхом зарастают, только зимой, когда мох в спячку впадает, и слышат что. В другое время хоть на ухо ори, не повернутся. Машет своими дубинами, а драться-то не с кем — остальные на меня смотрят, глаза в тумане, понять силятся, чего хочет от них богатырь. Наконец нашелся один, самый сообразительный, — видать, мало выпил еще:

— Это Лютик-то? Так он в чулане сидит — в долги влез, теперь отрабатывает…

— Не в чулане, а в кладовке! — вдруг заявил какой-то гоблин и со всей силы врезал слишком умному в ухо.

— В чулане! — вступился неопределенного вида мужик, дав под дых гоблину.

— В клети! — не согласился гном с подранной бородой и всем троим врезал своими пудовыми кулаками.

Так, слово за слово, все стало на свои места, ну а мы с принцем в сторону хозяина всего этого бедлама направились. Надо с ним по душам поговорить, а то ишь чего надумал, побратима богатырского в чулан запирать! За какие-то там «долги», и слова такого знать не знаю, ведать не ведаю, мои побратимы подвиги совершают, а не во всякие там «долги» ввязываются.

Хозяин, она же хозяйка, сидела в углу, за небольшой, но довольно прочной перегородкой — при всем желании не пробьешь, а постараешься, так тебе в жизни больше в долг не нальют, пока все наперед не оплатишь. А из всего народа в таверне один принц, наверно, и был сейчас при деньгах. Сидит она в кресле, пыхтит трубкой, волосы седые шрам на все лицо прикрывают — Анджелика Лихая, пиратский капитан. В свое время сам Дундук Одноглазый у нее юнгой ходил, царь морской за ее голову половину сокровищ предлагал, да пираты капитанши больше черта боялись. Девяносто девять раз уходила от погони, а на сотый не повезло — три десятка кораблей султанских ее в кольцо взяли, двадцать она потопила, да ядра кончились, еще пять взяла на абордаж — да сабли поломались, три голыми руками взяли — да команды не стало. Обухом по голове Анджелику стукнули и в темницу заперли — думали, голову рубить ей будут, а султан ей — место первого адмирала. Десять лет служила ему верой и правдой, треть морей покорила, да и ушла на покой. Золото свое бедным раздала, теперь таверной «Солнышко» в Белокамне заведует.

— День тебе добрый, красавица! — потревожил я лихую капитаншу.

— Да неужто сам Тиналис-богатырь пожаловал? —

подняла она свой тяжелый взгляд, волосы откинула, чтоб повязка на левом глазу была лучше видна. — Еще и принца с собой притащил! Честь-то какая, две особы королевской крови у нас давно уже вместе не бывали!

— Две? — невольно пробормотал парень, да Анджелика все слышит.

— Ну да, ты да вон тот, видишь, кишки вправляет — принц зарведорский пришел сюда под волшебной личиной золотые яблоки искать, да вот видишь, что-то пока не находятся. Может, ты ему подскажешь, куда путь держать? А то, кроме волшебных яблок, ему уже ничто не поможет.

— Не, красавица, нам фрукты не нужны. Мы подвиг совершать идем! — оборвал я, пока парень не наговорил еще глупостей.

— Ну так и катитесь своей дорогой, — ни капельки не обидевшись на «красавицу», послала Анджелика. — Я тут при чем? Или, может, поможете мне прибраться — вот это подвиг будет, куда там вашему дракону.

— Мы бы рады, красавица, да дракона вдвоем несподручно бить, — ни капли не удивился я ее проницательности — уж если кто знает все слухи в мире, так это Анджелика Лихая, даром что с места своего не сдвинется, да и как ей сдвинуться, если ног нет.

— Предлагаешь мне с вами пройтись? — демонстративно изучая культю правой руки, поинтересовалась она. — А что, давно я уже подвиги не совершала, считай с рождения! Вот сейчас встану, меч свой лихой возьму и пойду вместе с вами дракона рубить! Так, что ли, Тиналис?

— Ну что ты, красавица! — изумился я. — Мы, богатыри, честь ведаем, дело женщин у очага сидеть, а не жизнью рисковать, с драконом сражаясь!

— Тогда какого черта лысого тебе нужно, Тиналис! — Отложив трубку в сторону, она сжала три уцелевшие пальца левой руки в кулак. — Какого ты приперся сюда! Мое отребье нужно? Забирай! Половину уложишь — только спасибо скажу! Ко мне на кой приперся? А назовешь еще раз «красавицей», клянусь, придушу!

— Гном мне нужен, — перешел я к делу. — Ксеркс Навуходоносор.

— Лютик, что ли? — скривила она свой беззубый рот. — Ну уж нет, Тиналис, этого ты не получишь. Лютик мне еще сто лет свои долги отрабатывать будет, у тебя столько золота, чтоб его вызволить, в жизни не наберется! И у тебя, принц, я твой мешок насквозь вижу — сто монет, да? А две тысячи слабо! — почти заорала она. — Две тысячи он мне должен, Тиналис! Понял? И пока до последней не расплатится, будет на меня пахать, а сдохну — на сынка моего!

— Спокойно, спокойно! — успокоил я, удивившись, как Лютик сумел в такие долги залезть, даже у меня больше полутора тысяч монет никогда не выходило. — Монет у нас с собой нет, но, может, это несколько скрасит твои монотонные дни? — подмигнул я, протягивая Анджелике тот самый двадцать пятый камушек, который собирался продавать.

— Что ты мне суешь за булыжник! — начала было возмущаться она, но тут присмотрелась повнимательнее, — Значит, вот чем тебя принц купил… Камни из короны Тот-Де-Лин…

— Не надо имен! — взмолился я.

— Великого короля… — послушно исправилась Анджелика. — Достойная плата. Сколько ты ему предложил, парень? Только не криви, я обман насквозь вижу!

— Я ему двадцать пять камней дал, — и без моих намеков честно ответил, но не на поставленный вопрос парень, а из него определенно выйдет толк!

— Значит, наш Тиналис при деньгах… — пробормотала Анджелика, задумчиво поглаживая морской кортик, память о лихой молодости. — Ну да ладно, за сколько в пасти дракона умирать — дело не мое. Тебе Лютик нужен? Забирай. Твой камень как раз на две штуки потянет. Скажи ему, что мы в расчете, но не дай черт он еще хоть раз сюда пожалует. Клянусь, вот этой зубочисткой лично ему глаза выколю! Вы еще здесь? А ну валите, нечего перед моим глазом мозолить!