А до Берлина было так далеко
Шрифт:
Командир разведбатальона капитан Тараканов постоянно поддерживал связь со штабом дивизии, через каждые час-два летела от него шифрованная радиотелеграмма, и все они были одного содержания: противник не обнаружен, путь свободен.
Генерал Куликов решил начать отход с наступлением вечерних сумерек. Следовать двумя дорогами. Главные силы - по основной, с покрытием, дороге: Межиречи - Софиевка - Мошны - Будище. 884-й стрелковый полк следовал по проселкам через села Драбовка, Белозерье также на Будище. Он прикрывал правый фланг дивизии.
Часовая
– Телефон-то молчит. Зачем же возле него сидеть?
– спросил я девочку.
– Звонит еще.
– Кто звонит?
– Все. Одни спрашивают, ушли ли красноармейцы, другие - пришли ли немцы...
– И что ты отвечаешь?
– О войске я молчу, говорю, что сижу в хате и не знаю, что происходит на улице.
– Молодец, так и надо. А то невольно поможешь немцам, скажешь, что наши ушли к Днепру, а им это и нужно.
Резко затрезвонил, вернее, застучал звонок. Я взял трубку. На другом конце провода глуховатый голос с явным акцентом спрашивал по-русски:
– Кте говорить? Хто ти есть?
Перемешав русские и украинские слова, я ответил, что у телефона сторож сельсовета.
Было ясно, что говорил немец, должно быть разведчик.
– Сторощь? Ми думал, Советь ушел за Днепр.
– Совет на месте и уходить не собирается.
– Золдаты в деревень ест?
– Солдаты? Видимо-невидимо...
– Куда идет золдат? К Днепр или Хорсунь?
– Обнаглевший фашистский разведчик пытался получить точную информацию от "простофили-сторожа".
Я же, войдя в роль, старался, чтобы все выглядело достоверно, вел разговор по-стариковски бестолково, переспрашивал, долго кашлял в трубку, создавая у фашиста впечатление, что он имеет дело с дремучим стариком.
– Войско куда идет? К Хорсуню идет. Тиллерия - пушки, значит. Танки.
– Таньки? Много-много таньков?
– Считать не считал. Брехать не буду, грех на душу не приму. А машин этих ползучих видимо-невидимо.
В трубке - молчание, должно быть, немец думал, правду говорит русский мужик в Софиевке или наводит тень на плетень.
– Спасибо тебе, товарищь, - наконец ответил мой собеседник.
"Тамбовский волк тебе товарищ", - подумал я и положил на рычаг трубку.
–
Девчонка замахала руками и стала тараторить, что она никуда не поедет, что она сама знает, как поступать, что ее укроют надежные люди, которые ушли в лес. А дорогу она к ним найдет.
Я строго пожурил будущую подпольщицу за то, что разоткровенничалась с первым встречным.
– А вдруг на моем месте оказался бы переодетый фашист? Тогда как? Ты бы и сама лишилась головы и других в петлю загнала. Не надо быть такой доверчивой.
– Но ведь я вижу, товарищ командир, кто вы есть. Меня не обманешь.
На этом мы и расстались. Пожал на прощание маленькую, почти детскую руку девушки, которая один на один оставалась с приближавшейся к этому опустевшему украинскому селу войной. У маленького человека было большое и храброе сердце.
Из сельсовета мы проехали к мосту через Ольшанку. Эта поездка позволила оценить местность с точки зрения противотанковой обороны. Надо было заранее определить промежуточный рубеж, где в случае появления противника дать бой, остановить фашистские танки. Я и мои спутники утвердились в мысли, что местность здесь весьма выигрышная для борьбы с танками: река сравнительно глубокая и широкая, танки ее не форсируют. Мост же можно заминировать и при необходимости взорвать. Берег, где, по нашему убеждению, можно занять оборону, господствует над противоположным, откуда должны появиться немецкие тапки.
– Быть посему, - резюмировал я короткий обмен мнениями.
– Быть, - согласился Карташов.
Еще засветло мы возвратились в Межиречи. Генерал Куликов и несколько командиров сидели в ожидании нас на лужайке под высоким деревом. В середине круга чернел большой чугун, из которого клубился пар. Вкусно пахло вареной картошкой. Рядом стояла большая миска малосольных огурцов. При виде еды у меня потекли слюнки.
Куликов беседовал с молодой женщиной, державшей за руку маленькую, лет семи, девочку по имени Люба. Варвара Даниловна - так звали женщину - кончиком головного платка смахивала бегущие по лицу слезы и с горечью говорила о том, что ее и ее семью ждет, когда придет фашист.
– Вы уж побыстрее, паши дорогие красноармейцы и командиры, возвращайтесь. Помните, что мы вас будем ждать каждый день, ждать, словно большого праздника.
– Мы обязательно вернемся. Сами запомните и передайте всем, кто ушел из села в лес: в беде вас Красная Армия, наша партия, наша Советская власть не оставят. Уж так случилось: Гитлер хорошо подготовился к своему разбойничьему нападению, собрал огромное войско. Но его сила на глазах тает, и он скоро выдохнется. И тогда враг проклянет тот час и день, когда пошел на пас войной. За все мы воздадим фашистам сполна - и за ваши слезы, Варвара Даниловна, и за омраченное детство вашей дочери. Поверьте мне!