А фронт был далеко
Шрифт:
— Все знают… ездила.
— Куда ездила? Зачем?
— С солдатами…
— Куда, спрашиваю?! Хорошо, с солдатами. Ну и что?
Колька заерзал на стуле.
— Известно что…
— Что известно?! — почти крикнул вдруг Завьялов. Не дождался ответа, передохнул. — Нам известно, что Заярова — комсомолка, отлично закончила школу, подала заявление в институт. Вот что известно! А что знаешь ты? Ну, говори!
— Люди говорят.
— Я спрашиваю, — перебил Завьялов, — что знаешь ты?
— Я с ней
В этот миг дверь с шумом распахнулась и, стукнув палкой, в кабинет запрыгнул путейский конюх Степан:
— Щиты для плакатов привез, Александр Палыч! Куда…
— Негодяй!..
Степан перепуганно сдернул с головы фуражку.
— Да не ты! — досадливо махнул на него Завьялов. А потом показал на стул: — Садись. А негодяй — вот!
Александр Павлович перевел дыхание, сел за стол, долго молча смотрел на Кольку.
— Вот что, Бояркин… Мы хороших людей оскорблять не позволим. А ты заруби на носу: не перестанешь атаманить, с работы к чертовой матери выгоним.
— Не имеете права! — вдруг осмелел и занесся Колька. — Не в партии я, не в комсомоле. Не стращайте!
— Выгоним, Бояркин. К чертовой матери выгоним. За пьянство, понятно? А за хулиганство под суд отдадим. — Потом добавил с презрением: — Еще сватался, говорят. Жених… Как же ты жизнь собираешься строить? Для этого, знаешь, надо себя от всякой скверны освободить сначала… Иди.
Как пьяный, вышел Колька из парткома. В глазах одна злость бессильная осталась да страх. Все знали, что Бояркины скупые, как кулаки. Уехали они из деревни от колхоза. И если бы Кольку сейчас выгнали с работы, то и брони конец, а завтра — армия. Для Бояркиных это, конечно, беда.
…Александр Павлович подошел к окну и смотрел вслед Кольке Бояркину, пока тот не скрылся из виду. Повернувшись к Степану, спросил:
— Вот еще какие фрукты водятся, понял?
— Чистый подлец, — определил Степан и встал.
— И ты слышал про клуб?
— Ясное дело.
— Видишь… — Александр Павлович прошелся по кабинету. Заговорил тихо: — Война идет, люди в беде. Дружнее бы жить, помогать друг другу. А тут вылезают вот такие… В душу плюют. Как это понимать прикажешь?
— У них, у всех Бояркиных, вера такая — людям противная, — уверенно ответил Степан. — Скрытые вредители.
— Ну, положим, это ты лишка хватил. Просто жили мы, Степан, и не примечали, что рядом с нами ходят недобрые люди, которые в самый трудный час способны напакостить.
— Точно! — горячо согласился Степан.
— И не один Колька такой… — Александр Павлович вдруг подошел к Степану, взглянул на него в упор и спросил: — А как ты смотришь на такое дело? Вот ты привез мне щиты для агитплакатов. На них призывы напишут: тыл укреплять, фронту помогать, трудности бороть. Сам ты работаешь теперь, можно сказать, день и ночь. А вот Анисья твоя… ведет себя, понимаешь
— Как это?! — опешил Степан.
— Не понимаешь, что ли?
— Да ей-богу! Александр Палыч!.. — Степан даже подпрыгнул, и больная, согнутая в колене, нога дрыгнулась из стороны в сторону.
А Завьялов наступал:
— Какую грязь она льет на Ленку Заярову! И в магазине болтает, и по соседям ходит — везде…
— Александр Палыч!..
— Подло это! Разве ты Макара не уважаешь? И что ты плохого можешь сказать о Ленке его?.. Культурная, образованная, добрая… В каждом поступке человека сначала разобраться надо, понять…
Степан молчал. Ответить Завьялову он уже не мог. Слов нужных ему все равно сейчас было не найти. Он только сочувственно кивал головой.
— Ты ведь, Степан, все и без меня хорошо понимаешь. А вот поговорить с женой, объяснить ей, что она поступает плохо, не догадался или времени не нашел.
— Не знал, Александр Палыч… — виновато признался Степан.
— А сделать это надо, — уже совсем тепло, положив руку на плечо Степана, посоветовал Завьялов.
— Обязательно поговорю.
— Только душевно, Степан. Чтобы она поняла.
— А как же по-другому, Александр Палыч? Знамо дело — поймет. Неужто я своей бабе вопрос разъяснить не способен?
— Вот видишь, и с тобой поговорили по душам… Спасибо за щиты.
— Вам спасибо, Александр Палыч. Бывайте здоровы.
Степан повернул к двери. Больная нога мешала ему сейчас больше, чем всегда: прыгал он тяжело. И на трость опирался сильнее обычного.
«Не зря ли я все это выложил ему?» — думал про себя Александр Павлович.
…Степан Лямин был неграмотный. За получку в ведомости вместо подписи научился ставить каракуль, похожий на вопросительный знак. Зато лекции и политбеседы не пропускал, любил поговорить о политике, считал себя беспартийным большевиком и был убежден, что к Новому году война закончится: «Раньше не успеть — далеко гнать немца обратно…»
Ко всему этому правдивый и на редкость трудолюбивый и добрый Степан любил лошадей, в душе гордился тем, что все годы ходил в ударниках производства и висел на красной доске. Про любого начальника, который уважал его, Степан Лямин искренне говорил: «Голова как у наркома». Выпивал редко.
…Возвращаясь на конный двор, Степан бросил вожжи и не смотрел на дорогу. Серко, не чуя понуканий, не торопясь, размеренно шагал по дороге в знакомую сторону.
Впервые за все годы работы его, Степана Лямина, попрекнуло начальство! Да еще кто? Сам Александр Палыч Завьялов, который недавно в клубе на собрании привсенародно назвал его патриотом Родины! После ухода в армию двух своих товарищей, сказал, товарищ Лямин Степан Митрофанович обязался за всеми шестнадцатью лошадьми ходить один…