А фронт был далеко
Шрифт:
— Ладно, ладно, — спасовал Иван Артемьевич. Паренек ему понравился. — А чего здесь делаешь?
— Не видишь, убираю за вами…
На угольном складе приходилось держать рабочего по очистке путей: угольные краны, заправляя паровозы, постоянно засыпали колею. Очищать ее можно было только вручную: работа простая, но трудная, грязная и муторная.
— А получше места не нашел?
— Че дали, то и делаю, — ответил паренек уже невесело. — Ты ведь меня с моей-то грамотой к себе не возьмешь.
—
— Че врать-то? — отвернулся парень.
Свистнул угольный кран, заправка кончилась. Иван Артемьевич подал гудок и взялся за регулятор. Но что-то заставило его еще раз обернуться к пареньку. Тот глядел на него сердито.
— Увидимся еще! — крикнул ему Иван Артемьевич и тронул паровоз с места.
…В другой раз увидел своего знакомца только недели через две. Тот орудовал скребком на соседнем пути, отгребая уголь от рельсов. Рядом валялась совковая лопата и метла.
— Здорово, путеец! — крикнул Иван Артемьевич.
Парень разогнулся, увидел знакомого машиниста, улыбнулся.
— Здорово. Все ездишь?
— А ты все скребешь?
— Скребу. Мое дело такое.
Иван Артемьевич встал с места, сел в двери будки, поставив ноги на верхнюю ступеньку, пригласил:
— Подходи, покурим.
— Я не курю, — ответил паренек, но подошел: видимо, надоело колупаться одному посреди колеи.
— Так, значит, из Грязнушки? — начал Иван Артемьевич, как будто продолжал прерванный разговор. — А как звать-то?
— Костя.
— Константином, выходит. Так… — Иван Артемьевич раскурил трубку. — А что, в деревне-то хуже, чем здесь?
Костя молчал.
— Чего молчишь?
— А че говорить-то? Погорели мы…
Дальше рассказ был невеселый. Узнал Иван Артемьевич, что в деревне Грязнушке, неподалеку от Купавиной, жил со своей бабкой сирота Костя Захаркин, кое-как перебиваясь с хлеба на воду в местном колхозе, работая кем куда пошлют. Но два месяца назад сгорела их избенка вместе с бабкой по неизвестной причине, и остался Костя совсем один. Услышал от людей, что на Купавиной берут на работу всех и платят деньгами. Вот и пришел. Первая контора по пути из Грязнушки на станцию оказалась деповской. Туда и направился. Спросили документы, а документов никаких: ни паспорта, ни метрики, ни справки от колхоза.
— Сбежал, наверное? — не очень приветливо спросил встретивший его начальник.
— А че мне бежать-то? — ответил ему вопросом Костя. — Меня и так никто не держал.
— Без документов нельзя, — объяснил начальник.
— А где у вас на станции еще контора есть? — спросил Костя. — Пойду дальше.
— Ты не горячись, — посоветовал тот в ответ. — Скажи лучше, сколько тебе лет?
— Шешнадцать. Нынче.
— Шешнадцать… — повторил начальник и полез в затылок. — А где жить собираешься?
— Робить.
— Ну и сказанул! — повеселел начальник. — Не машинист ли?
— А че смеешься?! — вскинулся Костя. — Руки-то вот они.
— Ладно, — решил начальник. — Лопату, метелку в руках держать умеешь?
— Умею.
— Вот и хорошо. Фамилия? Имя и отчество тоже.
— Захаркин Константин Егорович.
— Будешь отвечать за чистоту путей на угольном складе. Понял?
— Понял. Только покажите как.
— Покажем. А сейчас иди и устраивайся с жильем. Завтра к восьми — сюда. Ясно?
Так Костя Захаркин определился в Купавиной.
— Не дело, — подвел черту под его рассказом Иван Артемьевич.
— Как есть, — ответил Костя.
Угольный кран просигналил окончание загрузки. Иван Артемьевич поднялся в будку, ответил заправщику гудком, но паровоз не двинул, а высунулся в окно.
— Костя, слышь?! Завтра днем я вернусь из поездки. Запомни мой паровоз — 8182, видишь?
— Вижу.
— После поворотного треугольника я остановлюсь вон там, справа от депо, где бригады меняются. Как увидишь нас, подходи. Не проворонь!
— А зачем?
— Завтра узнаешь…
Запал в душу Ивану Артемьевичу Костя. Возвращаясь из поездки, Иван Артемьевич уже твердо решил повернуть его жизнь. А при встрече кое-что узнать для себя, чтобы действовать наверняка.
Костя ждал его. И хоть поздоровались весело, Иван Артемьевич заметил в парне перемену: если при первых минутных разговорах Костя отвечал ему сразу, не думая о словах, то сейчас внутри него жило какое-то напряжение, а может, настороженность, как бывает с человеком, который не знает, что его ждет. И машинист решил спросить о самом главном напрямик:
— Костя, скажи мне, ты не соврал тогда в конторе, что тебе нынче шестнадцать стукнуло?
— Соврал, — ответил Костя и тоскливо поглядел в сторону.
— А зачем?
— Так я ведь знаю, что паспорт выдают с шешнадцати. Паспорта у меня все одно нет, как и у всех парней в нашей деревне. А кому надо проверять, сколько мне? По росту-то я — хоть в армию бери.
— Ну и что? А врать-то зачем?
— На работу не взяли бы.
— И только?
— А что еще? Если на силу пойдет, так я и мужику не уступлю… Мне только полгода перебиться, а там и вправду шешнадцать станет.
— Чудак ты… Ладно. А сколько классов закончил? В школу-то, наверное, ходил?
Костя схохотнул:
— Ходил… Тут уж никуда не деваться, четыре маленько не добрал.
— Так ведь это здорово, Костя! — вдруг восхитился Иван Артемьевич, постаравшись не заметить, как парень подозрительно зыркнул на него после этих слов. — Я тебе точно говорю!