А-ля 90-е)))
Шрифт:
– Я рад.
– Он потянулся, наливая нам чай. Я наелась и ополоснула руки в чаше. Взяла пиалу, отпила, прикрыла глаза.
– Ты сама такая бледная, или это ваша пудра?
– неожиданно спросил Фархат.
– Сама. Я не крашусь.
– Почему? Бабы обычно малюются, - с легким презрением сказал хозяин.
– Меня вполне устраивает моя внешность, - я дернула плечом, допила чай и поставила пиалу поближе к чайнику. Мне тут же налили новую порцию.
– У вас сканвордов не завалялось?
– Что?
– по-моему, он растерялся.
–
– Зачем?
– А что, вы собираетесь лично меня развлекать?
– удивилась я. Фархат что-то пробормотал не по-русски и отвернулся.
– Будут тебе сканворды.
– Спасибо, - вежливо поблагодарила я.
***
Чертова девчонка! Никакой паники, никакой женской стыдливости, скромности, в конце концов. И на проститутку не похожа, даже отдаленно. Чертова девка! Все мысли только о ней, разум выписывает круги, пытаясь понять странную женщину. Сидит у окна, грызет карандаш, разгадывая свой сканворд, а он, как дурак, сидит рядом за столом, пытается просмотреть бумаги, хотя взгляд как привязанный возвращается к ней.
Совсем невысокого роста, хотя слишком худой или полной ее не назвать. Вся в черном. Всегда. Дала ключи от квартиры, парни привезли ее вещи - так тоже все черные, как вороново крыло. Узкое лицо, тонкие черты, нос с нервными ноздрями, губы бледные, острый подбородок. Лицо - бледнее луны. Тонкие длинные пальцы пианистки. Грудь маленькая, красивой формы. Выпуклая попка. Красивые ноги. А, шайтан! Он старше ее почти на пятнадцать лет!
Бумаги полетели со стола, а она перевела на него отсутствующий взгляд.
– Все нормально?
– это был единственный вопрос. Как всегда. За неделю она ни разу не спросила, как обстоят дела, когда ее отпустят, и что с ней будет, если брат не выполнит условия. Как будто ей не интересно.
– Нормально, - процедил он, собирая бумаги. Она подняла ближайший лист и протянула ему. Он намеренно коснулся ее пальцев, тут же схватил за руку, растирая в ладонях.
– А сказать, что замерзла - нельзя?
– Я всегда мерзну, - голос хрипловатый.
– Всегда-всегда?
– он взял вторую руку.
– Последние три года.
– Болеешь, что ли?
– Нет.
– Она вытянула руку и снова взялась за газету. Он отступил, чувствуя себя идиотом.
***
Я вышла из ванны, заматывая полотенце, и замерла, прислушиваясь. Внизу что-то происходило. Выстрел. Я чертыхнулась и посмотрела на мокрое белье. Кое-как натянула платье, не расстегивая пуговицы. На цыпочках подошла к двери, приоткрыла. По коридору бежал Аслан. Я высунулась, шикнула. Он обернулся, притормозив.
– Ствол есть?
– Он смерил меня взглядом, и кинул пистолет, достав другой из-за пояса. Я проверила обойму - полная. Открыла окно, огляделась. Выпрыгнула, пошла вдоль стены. Все самое интересное происходило в гостиной. А из гостиной был выход в сад, всегда открытый. Я замерла возле портьеры, прислушиваясь. Ни хрена не понятно, только матюки русские.
– Три - один. Убери ствол.
– Я встала, закрыв собой Фархата. Тот выругался, и попытался меня оттолкнуть. Я легко увернулась, шагнув вперед.
– Какой кретин дал ей оружие?
– Само приползло, - весело ответила я, снимая пистолет с предохранителя.
– Отбой скомандуй, дядя. Мозги вышибу.
– Дядька сверлил меня взглядом и тоже снял с предохранителя пистолет. Я улыбнулась, и прикусила дуло губами. Боже, какая скука, на всех мужиков этот жест действует одинаково - вон, даже Аслан поплыл. Коротко, без размаха бью коленом по яйцам. Аслан быстро отбирает у него пистолет. Хорошо, что все пригнулись. В двери заскочили трое мужиков. Я - гуманная. Я стреляла по коленкам. Вопли, маты, иностранная брань. Патроны кончились. Кто-то опрокинул меня на пол за стол. Как говорил незабвенный Саид - стреляли.
– Какого черта?!
– возмутилась я.
– Самое интересное пропущу!
– Психопатка, - прошипел Фархат, вжимая меня в пол своим телом. Я поерзала и раздвинула бедра, прижимаясь ближе.
– Ты ненормальная.
– Ага, - выдохнула я ему в губы. Вокруг нас валялось всякое барахло со стола - канцелярские ножи, бумаги, пресс-папье.
– Пусти.
– Фархат чертыхнулся и скатился с меня. Я вытащила испод себя какую-то шкатулку, вручила ее Фархату. Нас поднимали с пола, отряхивали, что-то говорили. Боевиков уже упаковали и уволокли куда-то. Фархат тихим леденящим шепотом что-то выговаривал своим. Я зевнула, подобрала свой ствол, положила на полочку, поймала взгляд Аслана, губами сказал спасибо. Он прикрыл веки. Я тихо вышла и пошла к себе. Вот толку, что мылась, спрашивается?!
Из душа меня вытащил Фархат. Швырнул мне полотенце, отворачиваясь. Я невозмутимо вытиралась. Прошла мимо него, подхватывая пижаму. Оделась, села в кресло, вопросительно уставилась на Фархата. По его лицу гуляли желваки. Он навис надо мной, и тихо спросил:
– Ты вообще, вменяемая?
– Нет, - зевнула я.
– Хочешь поговорить об этом?
– Ты соображаешь, что тебя могли убить?
– На то и расчет был, - я принялась разбирать волосы.
– Жить надоело?
– кажется, это крайняя степень бешенства.
– Да, - честно ответила я.
– Что?!
– Жить мне надоело. И не хочется. Самоубийство - страшный грех. В ад мне нельзя. Так что....
– Ты чертова психопатка!
– А ты повторяешься, - скучно ответила я.
– Выдумала себе какой-то бред, и гонишь!
– Да что ты вообще обо мне знаешь?!
– прошипела я.
– Я три года в догонялки со смертью играю. Эта старая сука забирает кого угодно, но не меня, - наверное, у меня было выразительное лицо, потому что Фархат отпрянул, растеряно меня рассматривая.