А небо – уже в снегу…

Горобец Алексей

Глухой разговор между небом и павшей водою.

И был он тобой, и остался тобой и с тобою –

Тот жёлудь в подзоле, тот выживший в зиму подвой.

И что нам страдать

О погибнувших тысячелетьях,

О гиблой и гибельной

В долготерпенье зиме…

Желаньям оставим предлоги,

Любви – междометья,

Тоске – тишину

И последнее слово –

Тебе.

*

К теплу, на юг ушёл косяк

Осенних

поздних птиц.

Их поднял ввысь гусак-мастак,

Вожак, знаток границ.

И вот внизу и плёс, и лес,

И ты чужой, ничей.

И лишь камыш

Талдычит текст

Ночных твоих речей.

И жёлтой прелью болен лес,

И желчны сны дубрав,

И страх, и стресс,

И тьмы прогресс,

И, отказавшись наотрез

От сумрачных своих небес

Любви,

Ты был неправ…

А ветер, старый мракобес,

Уже унёс, разнёс твой текст,

Всё честно переврав.

*

И ни печали несть, ни воздыхания

На этих отрешённых берегах!..

Заржавленный отряхивая прах,

Швартовы мрака рвёт «Луизитания»,

Вздымаясь из пучины –

И в мирах,

Где паруса воздушных каравелл

Упруги и чисты, и ветер смел,

И ветрен, смел, и значит, счастлив ты,

И никакой не может быть беды –

Когда б да если бы!..

Где так близки следы

Твоих надежд,

Где память – жаркой тенью…

Где сослагательное наше наклоненье

Спасает

От душевной пустоты.

*

Последних трав зелёное пижонство.

Перерасход осенней желтизны.

И звёздное ночное многожёнство

Степных небес в отсутствие луны.

Скупое незатейливое время.

Волненье одиноких холодов,

Когда ты остаёшься с ними –

С теми,

Кто угасить и выстудить здоров

Пыльцовый рай прибрежной чемерицы

И тёплый сумрак присмиревших рек,

И гарь сухих лугов, где не резвиться

Уже стрижам, где замедляет бег

Любви твоей зима,

Чтобы обрушить

Нас в снегопады, в ранний снег, во зло

Позёмок, вьюг, где нам почти везло,

Где вечность льдов,

Ветров шальные души,

Безмерность стужи –

И твоё тепло…

*

Ничто вокруг не терпит пустоты.

В самом

ничто –

Не так-то уж и пусто.

Незримо, неприметливо и грустно,

Совсем не ты, но, в общем, всё же – ты,

Там существуешь,

И, твердя урок,

Что извлечён из пережитой жизни,

На собственной, пожалуй, даже тризне

Ты вытеплишь свой слабый уголёк.

И то, что есть ничто, нас в никуда,

В куда-нибудь нас уведёт, в куда-то,

Где расщеплён и обескрылен атом

И выцвела сухая лебеда.

И вязаны высокой простотой,

И перед общим небом одиноки,

Мы только на земные наши сроки

Всего-то и расстанемся с тобой.

Уйдя в дожди, в туманы лебеды…

И небо нам

Отпустит доброты…

*

Тепло золы сгоревшего костра…

Звезды угасшей, сгибшей, убиенной,

(Теперь там мрак, там чёрная дыра.

А он себе летит, как и вчера)

Негромкий свет

Звезды на дне вселенной.

Он всё сберёг –

Тепло золы, земли,

Любви все, потери и разлуки…

И холодов стремительные руки

Меня осенним счастьем обожгли.

И будет просыпаться до утра

Сырой рассвет,

А на краю вселенной

Он всё в пути –

Твой вечный, твой нетленный,

Твой малый свет

Сгоревшего костра…

*

Зацепиться за слово, движенье, случайную мысль,

За случайный клочок, отдождившей, иссякнувшей тучи,

Но остаться с тобой, рядом с небом, простудами, близь

Этих серых рассветов, Бог знает, куда нас несущих.

Засмотреться на ветер, на мокрое утро, на тень

Потерявших себя белых птиц у подножья прибоя.

Как случиться смогла эта синяя сень, эта звень

Непокоя воды и небес неземного покоя!

Нам довольно удалось – и упасть, и друг друга найти

В сенокосье лугов, где звенят свиристелей цевницы,

Где забыть – и не слушать,

Не слышать, как время стучится

И потерянным птицам стремится на помощь прийти…

Чтоб случилось,

Сбылось,

Всё, что с нами не может случиться…

2002

*

Люблю грозу в начале мая – вот он,

Твой вешний мир: акации, асфальт,

Разлапистая оторопь катальп,

Бесстрашных тополей громоотводы,

И ливень