А помнишь?

Панченко Юлия Анатольевна

– Куда, окаянная? Там же потоп, прости Господи!

Не обращая внимания на холод и ледяные капли, что вмиг промочили насквозь, бежала к не менее странному парню, чем я, утопая в воде по щиколотку.

– Спятил! Пойдем! – схватила за руку и потащила в корпус.

– Дурацкий дождь! Я написал на ватмане, но он смыл с него краски. Пришлось просить завхоза дать деревянный брусок, - улыбаясь, ответил Артур,

а я расхохоталась.

Вслед за дождем выглянула робкая радуга, а после и теплое солнце. Не таясь, мы вышли, держась за руки. Мельком услышала ядовитое шипение подруги, которую еще вчера считала самой лучшей.

Теплые пальцы, переплетающие мои, и гипнотические глаза – и сон, и явь, и грезы.

После игры в тайного друга, где мне досталось море шоколада, писем и мягких игрушек – честное признание:

– Это я твой тайный друг, - жемчужная улыбка и искры в глазах.

– Как же иначе? – смеюсь. – Спасибо!

А после – в уединении беседки, первый в жизни поцелуй. Под шелест еловых ветвей, под пристальным взглядом полной луны и жужжание цикад. Мягкие губы и прерывистое дыхание. В ушах стук крови, закипающей в венах. Робкие касания, стеснительные взгляды. И всепоглощающее чувство счастья.

Конец смены как конец света. Жгучие слезы, комок в горле и странная тяжесть в груди.

В кармане - клочок бумаги с адресом, номером телефона, и пустая душа.

– Приедешь в следующем году? Обещаешь? – жаркий шепот, и пристальный взгляд черных, как ночь, глаз.

– Обещаю.

Прощальный вечер – игра в ручеек, высокий костер, разбредшиеся пары. Слезы и грусть.

– Давай сбежим на Артема? – теплые руки, обнимающие за плечи.

– Вдвоем?

– Может еще кто захочет?

– Давай.

Группа из шести человек, сдержанный хохот, высокий забор с огромной дыркой в укромном месте. Недолгая дорога. Внезапный свет фар и пугливое: «Шухер!»

Прыжок в кювет и оглушающий звон выброшенных кем-то кастрюль. Ослепляющая темнота, а потом взрывной смех.

– Откуда взялась эта машина? Не нас ли ищут?

– Сашка нас прикроет, он в курсе. Лучше скажи, откуда тут взялись кастрюли?

И снова смех. А потом рассвет в компании двадцати семи метрового памятника Артему и странного парня, внезапно ставшего незаменимым.

Беглое возвращение в лагерь, сонный корпус, увешанный туалетной

бумагой – мальчишки веселились. Всколоченная голова Юльки и визгливый ор:

– Ты меня зубной пастой намазала? Вся морда чешется!

Прощание. Горькое, как куст полыни. Прерывистые объятия и шепот:

– Я позвоню!

И отчаянное:

– Буду ждать!

А после рев в плечо испуганной, бывшей когда-то лучшей подружки.

– Ну, чего ты? Будете созваниваться, может, увидитесь еще, не на краю света же он живет!

– На краю! – горький всхлип, а потом пустой сон в трясущемся автобусе.

Родной город, встречающий желтым смогом и вонючим воздухом. Пыльное шоссе, редкие деревья, палящее солнце, плавящее асфальт. И дыра вместо сердца.

– Как отдых? – внимательные глаза матери, ищущие и любящие. – Бледненькая, совсем не загорела, но хоть подышала! У Юли все в порядке? Ее мама вся испереживалась.

Школа. Нудные будни. В середине осени телефонный звонок.

– Юль, тебя к телефону – мальчик, - голос мамы, сквозь бормотание телевизора.

С замиранием сердца:

– Алло?

Тихое:

– Это я. Бумажку потерял, пришлось окольными путями искать твой номер.

– Думала, уже не позвонишь!

Многочасовые разговоры, вечно оккупированная трубка и километровые счета к оплате.

Папины пудовые кулачищи, шутливо подсунутые под нос, мамины закатывания глаз и наконец-то - лето!

– Что, поедешь в «Спутник?» - Веселые искры в зеленых глазах отца.

– А можно на все смены?

Отвлекаюсь – ключ с шумом поворачивается в замке. За окном сумерки, а я сижу в потемках. Весь день промечтала. Нужно быстро греть ужин.

– Лунтёша, ты дома? – родной голос из прихожей.

– Где мне еще быть? – обнимаю крепко, как впервые, и всматриваюсь в родные черты.

– Весь день пролентяйничала, - улыбаюсь, глядя в темные, как ночь, глаза.

– Твой муж голоден как волк! – шутливо рычит Артур, а после делает смешную, жалостливую физиономию:

– А покушать есть чего?

Уже засыпая, мельком, проносится мысль – память, единственный рай, откуда нас не могут выгнать.