А потом я проснусь
Шрифт:
Запускаю ладонь ей под футболку. Гладкая кожа, выступающие бусины позвоночника, острые лопатки. Лифчика нет. Если совсем немного завести руку вперед, смогу почувствовать ее соски. Если твердые – значит, возбуждена не меньше, чем я. Хотя ее учащенное дыхание, граничащее со стонами, говорит само за себя.
Ярослава была права. Плевать мне сейчас на то, как сильно она далека от идеала, который я себе нарисовал. Пока она молчит, целовать ее и касаться – идеально.
Опустив ладони ниже, я делаю то, что хотел с первого дня нашего паршивого знакомства:
– Эй… – бормочет Ярослава и, резко отстранившись, выдает уже громкое и полноценное: – Эй! Ты совсем оборзел?
Я был бы рад, если бы такое скорое возвращение на землю избавило меня возбуждения, но этого, увы, не происходит. Глядя в ее сверкающие от возмущения глаза, я по-прежнему испытываю сильнейшую тяжесть в паху и плюсом к нему – острое разочарование. Оборзел? Разве не ты только что стонала мне в рот?
– Когда двое по обоюдному желанию целуются ночью в пустой квартире, нельзя исключать возможность секса, – медленно выговариваю я, пытаясь привести в норму сбившееся дыхание.
– Так это ты сам на меня набросился! – рявкает Ярослава, обнимая себя руками. То ли от гнева, то ли смущения ее щеки покраснели.
– Слушай, прекрати на меня орать. Насиловать тебя я в любом случае не собирался, – для убедительности я демонстрирую ей поднятые вверх ладони. – Но, справедливости ради, замечу, что не стоит проворачивать фокусы с «подойди ко мне», если ты хотела спокойно и дальше продолжать есть пиццу.
– Ты же не животное вроде, – раздраженно бросает она, поправляя футболку. – Должен уметь держать себя в руках.
Я заставляю себя отвернуться к окну, чтобы просто ненароком не нагрубить ей. Ей то ли действительно сильно везло по жизни, то ли она сейчас сильно притворяется. Поцеловал ее, допустим, я сам, но все, что было до и после – произошло благодаря ее непосредственному участию.
– Вызову тебе такси. Завтра вставать рано.
Серьезно, сколько можно? Даже у нее с воспитанием пробел – пусть, по крайней мере, перестанет спускать на других всех собак. Могла просто сказать «не надо» – и все бы закончилось. А то заверещала так, как будто я школьнице членом из-за угла помахал.
– Не надо только отмазки придумывать, – фыркает она, сгребая со стола сумку. – Сама уеду.
Замечательно. Каким-то образом ей удалось заставить меня почувствовать себя скотиной за то, что выставляю ее из квартиры именно сейчас. Будто бы причиной послужило не ее привычное хамство, а то, что она, как принято говорить, «не дала».
– Не торопись, я еще машину не вызвал, – говорю я, слыша как она с грохотом обувается в прихожей.
Ответом становится молчание. Стиснув челюсть, я выхожу за ней следом и начинаю обуваться. Провожу. С этой дурехи станется ночью пешком
– Адрес говори.
По сверкнувшему взгляду Ярославы вижу, что ей не терпится меня послать, но она неожиданно называет улицу и номер дома и сразу же хлопает дверью.
Пару секунд я стою в растерянности, а потом делаю то, что будет наиболее уместно в сложившейся ситуации: снимаю блокировку с мобильного и вызываю такси. Чем я все это заслужил? Выслушал кучу нелицеприятного, схлопотал в челюсть, а по итогу ощущаю себя главным злодеем вечера.
Приложение уведомляет меня, что машина подъедет через две минуты. То есть, большого смысла спускаться за ней нет. Вздохнув, начинаю разуваться. Говорят, ты заскучал в Иркутске, Алан? Получи долгожданное развлечение.
13
О том, что Ярослава благополучно добралась до дома, я узнаю уже лежа в кровати. Даже от душа отказался, несмотря на то, что он бы помог снять последствия стояка. Состояние… Странное, как и все, что происходит со мной в последнее время. Отчасти раздраженное из-за идиотского окончания вечера, а отчасти взбудораженное. Есть из-за чего. Девчонка, которая являлась мне в снах, заговорила знакомыми фразами, а полчаса назад я чуть не поимел ее на кухне того самого дома.
Стоимость поездки составила двести двадцать семь рублей, – услужливо информирует приложение такси. Бюджетно.
«Не забывай еще про пиццу и пиво», – насмешливо подсказывает внутренний голос. Он у меня тот еще сноб.
Поставив телефона на зарядку, я нащупываю на стене выключатель, чтобы погасить свет. Темнота обволакивает глазные яблоки, включая нарезку свежих кадров: теплые карие глаза, легкий пушок на скулах, серебряное колечко, поблескивающее в ухе. Следом подключается и звуковое сопровождение: скрежет стула, влажный звук поцелуя и тихое постанывание.
Поморщившись, я поправляю твердеющий член. И что теперь с этим делать? Как в школе передергивать?
Звук раздавшегося телефонного звонка в этот момент становится таким неожиданным, что я вздрагиваю. Все мои друзья успели привыкнуть к шестичасовой разнице во времени и едва ли стали бы звонить так поздно. Значит, остается один вариант. О себе решил напомнить отец.
– Да, Григорий Сергеевич, – с преувеличенным почтением произношу я, садясь на кровати. – Чему обязан в столь поздний для нашего захолустья час?
– Все шутки шутишь? – звучит как обычно недовольный голос. – Рад, что хоть кто-то в нашей семье пребывает в хорошем настроении. Ты билеты домой взял?
Уже в который раз жизнь намекает мне, что нужно быть осторожнее со своими желаниями. Хотел разыскать Ангела – разыскал на свою голову. Гадал, как избавиться от стояка – отцу всего парой фраз удалось вмиг его обезвредить. Он мог бы читать лекции в клубе анонимных сексоголиков, за секунды превращая их в импотентов.
– Нет, пока не взял. Но если ты соскучился – навещай. Кажется, здесь на балконе где-то лежит раскладушка.