… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
В этом спорте главное – не столкнуться со скачущими навстречу попрыгунчиками.
Потом все достали печенье из чемоданчиков и сумок и начали есть его, запивая сгущёнкой из сине-белых жестяных банок.
Оказывается, для наслаждения сгущёнкой не нужен ни консервный нож, ни ложка. Достаточно найти торчащий в стене гвоздь и пробить об него дырку в крышке, но так, чтоб не посерёдке, а с краю. На другом краю той же крышки нужна ещё одна дырочка и – пожалуйста! – сосётся без остановки и ничуть не перемажешься, как
А если ты неумека, или не хватает роста – дотянуться до гвоздя в стене – попроси мальчиков постарше, они и для тебя пробьют; всего за два отсоса из твоей банки.
Перед мачтой с флагом устроены квадраты взрыхлённой земли – по одному для каждого отряда, где дети выкладывают сегодняшнее число головками оторванными у цветов, или зелёными листьями, потому что идёт соревнование на лучшее оформление отрядного календаря.
По воскресеньям в лагерь приезжают родители, привозят своим детям пряники, конфеты и – ситро!
Мама отводит нас куда-нибудь в зелёную тень деревьев, смотрит как мы жуём и расспрашивает про жизнь в лагере, а папа щёлкает новеньким фотоаппаратом ФЭД-2.
Жизнь в лагере, как жизнь.
Недавно все отряды выходили в поход, до самого обеда, а вернулись – опаньки! Сюрприз!
На дощатом помосте в ограждении высоких беседочных перил, напротив входа в зрительный зал барака, нас всех ожидал ресторан.
Оказывается девочки старших отрядов вместо похода расставили там столы и стулья и вместе с поварихами приготовили обед.
На столах разложены тетрадные листочки со списком блюд и все подзывают девочек взрослым словом «официант!», чтоб те приняли заказ на салат «майский» или «луковый».
Когда ресторан закончился, я случайно услыхал, как две официантки подсмеивались между собой, что все заказывали «майский», а «луковый»-то был вкуснее и им больше досталось.
Я дал себе наказ: не покупаться в будущем на финтифлюшные названия.
Жаль только, что в распорядке лагеря остался пережиток детсадного прошлого, правда, под новым именем – «мёртвый час».
После обеда всем разойтись по своим палатам и по койкам. Спать!
Спать среди дня не получается, и двухчасовый «мёртвый час» тянется ужасно медленно.
В который раз уж переслушаны все страшные истории: и про женщину в белом, которая пьёт собственную кровь, и про чёрную руку, что душит всех подряд, а до подъёма всё те же бесконечные тридцать восемь минут…
Как-то в обед я заметил, что трое мальчиков из моего отряда обмениваются многозначительными кивками и зашифрованными знаками условных взмахов рук.
Яснее ясного – тут сговор. А как же я?
И я до
Обед закончился и когда мальчики, пригнувшись, украдкой побежали в другую от барака сторону, я припустил следом, отразил попытку предводителя завернуть меня обратно, в палату, и вместе со всеми выполз под колючей проволокою в лес.
Мы вооружились палками типа винтовок и автоматов, и зашагали по широкой тропе между сосен и кустарников. Потом, вслед за командиром свернули на какую-то из полян и снова зашли в лес, но уже без тропинки.
Там мы долго блуждали и вместо малины попадались лишь кусты волчьей ягоды, а её есть нельзя – она ядовитая.
Наконец, нам это надоело и командир признался, что не может найти обещанного малинного места.
Ему сказали: «эх, ты! тоже мне!», и мы опять стали блуждать по лесу, покуда не вышли к колючей проволоке.
Следуя путеводным колючкам лагерного ограждения, мы вышли к знакомой уже тропе и воспрянувший духом командир отдал команду строиться.
Похоже, начнём играть в «войнушку».
Мы исполнили команду и встали в шеренгу вдоль тропинки, прижимая к животам сучкастые автоматы.
И тут из-за густого куста, с воплем «бросай оружие!», вдруг выпрыгнули две взрослые женщины, лагерные воспитательницы.
Мы ошарашенно обронили свои палки и, приготовленной уже шеренгой, были отконвоированы к воротам лагеря.
Одна шла впереди, вторая замыкала строй.
На вечерней линейке директор объявил, что случилось ЧП, и что родителям сообщат, и что будет поставлен вопрос об исключении нас из лагеря.
После линейки мои брат с сестрой подошли ко мне из своего младшего отряда:
– Ну, тебе будет!
– А!– отмахнулся я, хоть и страшился неопределённости наказания за постановку вопроса о твоём исключении.
Эта неопределённость мучила меня до конца недели, когда снова настал родительский день и мама привезла сгущёнку и печенье, но ни словом не помянула мой проступок.
Мне отлегло, а когда родители уехали Наташа рассказала, что мама уже знала о случившемся и, в моё отсутствие, расспрашивала кто ещё ходил в бега со мною, а потом сказала папе:
– Ну, этих-то не исключат.
В конце лета в жизни Квартала произошло изменение, каждый день в пять часов во двор стала приезжать машина для мусора, она громко сигналила и жильцы домов несли к ней свои мусорные вёдра.
А ящики из мусорки за нашим домом куда-то увезли и заколотили её ворота досками.