А ты попробуй
Шрифт:
– Что?
– Мы говорили об этом перед его отъездом.
– О чем об этом – обо мне?
– Нет. Об этом.
– Что ты имеешь в виду?
– Об измене.
– Ага.
– И мы решили...
– Что?
– Ну, как тебе объяснить... Мы все время были вместе – пять месяцев. Теперь он уехал на восемь месяцев, и мы решили – что нельзя зарекаться.
– От чего зарекаться?
– Знаешь, что бы ни случилось, все равно когда он вернется, все уже будет другим. Мы не сможем начать с той же точки.
– И что?
– То,
– Что ты хочешь этим сказать?
– Просто... мы решили, что должны чувствовать себя свободно. Если даже что-то и произойдет, это не будет концом света. Мы можем делать то, что хотим.
– И чего же ты хочешь?
Я пытался сдержать улыбку.
– Я не знаю. Просто мы с Джеймсом – знаешь – нам всегда было хорошо друг с другом. Мы отлично проводили время. Это всегда здорово. Ну – может не с первого раза – я хочу сказать, что сперва он не понимал, что он делает – но когда получилось – знаешь, это всегда... это всегда куча удовольствия. И пока он не уехал, мы всегда были вместе. Я фактически жила у него. Он всегда был рядом – и, я хочу сказать, что если честно... – Она закашлялась. Щеки ее слегка покраснели. – Слушай, можно я буду говорить откровенно? Если честно – к этому привыкаешь.
С ее легкой руки идея удобно расположилась за нашим столиком и теперь созревала, наливаясь соком.
– Прошло всего три месяца, а я уже... почти – как бы – в отчаянье.
Еще один спелый, сочный, лопающийся персик. Я был на седьмом небе от счастья.
– И? – спросил я.
– Что и?
Кажется, она не понимала, что я хотел сказать.
– Я имею в виду... зачем ты мне все это говоришь?
Я многозначительно на нее посмотрел.
– Ох, верно. Я понимаю. Да – я помню. Я просто подумала – что это очень забавно.
– Что? Что забавно?
– Ты. Ты забавный.
– Что? Почему?
– Просто забавно. Знаешь, это просто ирония судьбы.
– Почему?
– Просто мне смешно. Вот ты здесь, крутишься вокруг меня, распушив хвост, и если бы ты не был... тем, кто ты есть... я бы, наверно, позволила всему идти своим чередом, просто чтобы привести себя в порядок.
– Что? Кто же я есть?
– Ты друг Джеймса.
– И что? Что с того? Мы с тобой познакомились из-за Джеймса. Что из этого?
– Как это, что из этого?
– Он уехал, И еще сто лет не вернется.
– Господи! Ты наверно всегда во всем уверен, но я к таким вещам отношусь иначе. И вообще так нельзя.
– Почему?
– Ну – мы ведь друзья, правда?
– Правда.
– В этом все и дело. Понимаешь – если бы ты был просто посторонним, и мы бы только что познакомились,
– Почему нельзя?
– Нельзя и все.
Плохо. Я прикрыл руками обиженное покрасневшее лицо. Лиз не то усмехнулась, не то вздохнула и сочувственно царапнула меня по колену. Всего лишь сочувственно.
– Послушай – помнишь, о чем мы говорили по телефону?
– О чем?
– Все наши друзья кто заграницей, кто в университете. Мы с тобой сидим в одной и той же жопе. Слушай – я жутко рада, что ты приехал из Швейцарии. Знаешь, как хорошо, когда есть с кем поговорить кроме этих долбоёбов из колледжа. Мы можем ходить вместе на ланч. Я не хочу выбрасывать все это на помойку только для того, чтобы разок перепихнуться.
– Хорошо. Я понимаю.
Она похлопала меня по ляжке.
Для того, чтобы разок перепихнуться я бы с радостью выкинул на помойку все, что угодно – и вообще, кто сказал, что это должен быть всего разок?
Судя по всему, ее понимание слова “отчаяние” сильно отличалось от моего.
Почему обязательно в Индию?
После свидания в Кэмдене, мы стали видеться с Лиз на удивление часто. Странно, но она оказалась права: нам не нужно было трахаться.
Мы знали прекрасно, что у каждого на уме, и без лишних слов отодвинули секс в сторону. Она по-прежнему очень нравилась мне и знала это, но теперь мы понимали, что ничего не произойдет (по крайней мере вели себя так, как будто понимаем) и в результате действительно стали друзьями.
Впервые я дружил с девушкой. Она обладала веселым нравом, и мне совершенно искренне было с ней хорошо, несмотря на то, что я постоянно представлял ее голой и ничего не мог с этим поделать. Мне было с ней лучше, чем с кем угодно из своих прежних друзей. Мы смеялись над любой ерундой, а иногда под настроение заводили серьезные беседы. Мы договаривались до вещей достаточно... ну, интимных. Я стал рассказывать ей то, что никогда и никому не говорил раньше. Не помню сейчас, что конкретно это было, но знаю, что очень глубоко запрятанное.
Хотя мы были просто друзьями, и хотя я не делал больше никаких пассов, мы становились друг другу все ближе и ближе. Сидели, тесно прижавшись друг к другу. Гуляя, держались за руки. А в кино моя рука сама собой оказывалась на ее колене, а ее – на моем.
Я не специалист, конечно, но почти уверен, что какая-то чувственность была между нами. Я не делал ей никаких предложений, все шло само собой – помимо нашей воли. Чем чаще мы бывали вместе, касались друг друга, говорили о сокровенном и вытаскивали секреты из самых глубин наших душ, тем быстрее росла чувственность – сама по себе, а мы могли делать вид, будто ничего не замечаем.