«А вот и невеста»
Шрифт:
ДеМарко стоял на другом конце церкви – высокий, темноволосый, и временный, что определённо, было хорошо. Она не хотела ничего постоянного с таким как он.
Когда Сэм начала осознавать реальность происходящего, то почувствовала слабость. Фальшивая свадьба или нет, рядом с ней должен стоять её отец, не Бен. А как же её племянница Эмма? Эмма будет опустошена, когда узнает, что её даже не пригласили на свадьбу.
Сердце Сэм рухнуло. Она редко плакала, но это не воспрепятствовало тому, что на глаза навернулись горячие, колючие слёзы. Проклятие.
— Улыбайся, — проговорил Бен краешком рта, пока вел её к алтарю. — Предполагается, что
Сэм выдавила улыбку, когда смотрела в камеру слева от себя. Несмотря на предупреждение Бена насчёт камер, она не ожидала, что их будет так много. За каждой третьей скамьёй находился блуждающий глаз, следивший за каждым её шагом. Сэм заметила какое-то движение даже в цветочной композиции у алтаря. Она бы не удивилась, если бы ей в букет тоже запихнули камеру.
Сэм опустила глаза на прекрасный букет из белых роз и тюльпанов, вперемешку со стефатонисом и жасмином. Если там внутри есть крошечная камера, то это значит, что тысячи, может быть даже миллионы людей могут заглянуть ей прямо в нос.
Её желудок сжался.
Помни об истории, напомнила она себе. Делай заметки. Не паникуй. Это твой шанс. Помни о выражении лица мамы, когда вы с ней поедете в отпуск, только вы вдвоём.
Бен подвёл её к ДеМарко.
Она взглянула на Доминика и с удивлением увидела, как тот стоит, засунув руки в карманы, его лицо было пепельного цвета. Мужчина нервничал. То, что сначала показалось непоколебимостью, в реальности оказалось действительно пустым взглядом. Настолько пустым, что ей пришлось подавить желание помахать рукой перед его лицом; проверить, будет ли ответная реакция, моргание, хоть что-нибудь. Мужчина выглядел так, словно вот-вот может упасть в обморок, может быть, даже сбежать.
Странно, но осознание того, что он может быть в полном ужасе, слегка её успокоило.
***
Стоя в ожидании, пока невеста пройдёт к алтарю через закрытые двери, Доминик расслабил тугой узел галстука. Всё это было совершенно неправдоподобным, самая безумная вещь, на которую он только мог решиться.
И это всё было виной его дяди – человека, который дочиста опустошил его банковские счета. Но, в данный момент, Доминик был именно тем, кого приносили в жертву у свадебного алтаря.
ДеМарко уставился на красный ковёр в проходе. Наверное, журналистка передумала. Эта мысль помогла ему расслабиться в то самое мгновение, пока он желал, чтобы двери оставались закрытыми.
Оглянувшись через плечо, Доминик заметил великолепные витражи с изображениями апостолов. Красивая церковь – только лучшее для парня, у которого есть всё, всё и ничего одновременно.
Когда он снова посмотрел на толпу, у него вырвался тягостный вздох. Церковь была буквально набита битком. Белые сатиновые ленты струились по скамьям. Сотни людей бормотали и ёрзали на своих местах, наблюдая и выжидая.
Доминик привык к постоянному вниманию. Но сейчас всё было по-другому, он чувствовал себя так, словно его загнали в ловушку. И вот он стоит у алтаря судьбы, собираясь жениться на журналистке, которая поедает знаменитостей на ужин.
Абсурд.
Но менеджеры правы. Ему не только нужны деньги из-за того, что счета пусты, его карьере также нужен перезапуск. Новость о женитьбе, казалось, сделала своё дело, и всё же, он думал, что обманывает своих фанов.
Взгляд ДеМарко переместился на представителей прессы, собравшихся в дальней секции церкви. Вот уже несколько недель они дерутся друг с другом,
Люди поднялись и обратили свои взгляды к двойным дверям.
Сердце Доминика забарабанило о грудную клетку.
Органист начал играть. Его невеста-дублёр всё-таки не сбежала. Он вдохнул, когда Бен провел её через дверь.
Команда визажистов сотворила чудо. Её грязно-светлые волосы выглядели сияющими и мягкими, спадая на бледные плечи. Под её глазами больше не было пятен от косметики. Она выглядела красивой.
Когда девушка подошла ближе, через тонкую вуаль он заметил её покрасневший нос. Она что, плакала? Да ни в жизнь. Репортеры не плачут, особенно эта. Наверное, у неё аллергия.
Доминик начал гадать, что же творится сейчас в её голове, хотя нахмуренный взгляд Сэм говорил о многом. Она что, будет хмуриться вот так следующие три месяца? Это беспокоит. Ему нравилась его приватность. Ему нравилось иметь тихий, спокойный дом, куда он мог вернуться; место, где можно сесть и расслабиться, пустой дом, в котором не было никаких нахмурившихся журналистов.
Этот сценарий словно был вырван прямо со страниц фильма категории "В". Он уже не контролирует свою жизнь, и наконец-то достиг края. И всё же, он сам во всём виноват, потому что не должен был соглашаться на этот нонсенс. После того, как его дядя обчистил его счета, он запаниковал. Второй ошибкой было прислушаться к Бену и Тому, когда они пришли к нему с этой абсурдной идеей.
ДеМарко охватило неумолимое желание пройти по проходу и выйти вон из церкви. Он должен сломя голову бежать за своей жизнью... бежать прочь из церкви и никогда не оглядываться. Однако прежде чем Доминик успел сделать хоть одно движение, Бен подвёл к нему Саманту, и протянул ему её руку.
Глава 4
Её пальцы оказались неожиданно мягкими.
Через прозрачную вуаль Доминик видел большие карие глаза, маленький покрасневший нос и полные губы. Сэм выглядела совершенно непохожей на решительную и неустрашимую журналистку, с которой он познакомился двадцать минут назад. Её руки дрожали, и, судя по всему, она определённо пролила одну или две слезы.
— С тобой всё хорошо?
Девушка сглотнула.
— Я буду в порядке.
Твою мать. Из-за опечаленного лица Сэм он почувствовал себя последней сволочью, как будто её принуждал.
— Слушай, если ты не сможешь пройти через всё это, я пойму.
Она покачала головой.
— Всё хорошо. Я подумала о своей семье, и о том, что они пропускают день моей свадьбы.
— Дорогая, — пробормотал он, — это же не по-настоящему.
— Я знаю, но моя семья не в курсе.
Кроме матери, которая бросила его в юном возрасте, алкоголика-отца, вора дяди Френка, который сейчас скорее всего жарился под карибским солнцем, и сводной сестры, о которой никто не знал, у него не было семьи. И вопреки всему этому он произнёс: