А я смогу…
Шрифт:
На свадьбе у Рябининых Пашка заметил, что друг его странно печален, и зажал Ясеня в углу. Сергей рассказывать о своих невесёлых мыслях не хотел, старательно убеждал счастливого новобрачного, что всё прекрасно, а он просто задумался. Но садист Пашка, единственный человек, кроме мамы, знающий о его слабом месте, применил недозволенный приём: уволок Ясеня подальше от веселящихся гостей и принялся щекотать. Совершенно не выносящий щекотки Серёга тогда долго держался, гоготал, отпихивал разошедшегося друга, но всё-таки не выдержал и всё рассказал.
Пашка грустно посмотрел на него и тихо спросил:
– Ты
– Сам не верю.
– Серёг, но ведь тогда надо что-то делать. Хочешь, я ей…
– Не хочу, Паш. Спасибо, но пусть всё идёт своим чередом. Господь, если ему угодно, сам как-нибудь управит.
– Ясень, ты как тот благоверный еврей из анекдота, которому во время наводнения бог три раза помощь посылал, а он отказывался, твердя о том, что господь его спасёт. Помнишь, чем дело закончилось?
– Нет, – хмыкнул Сергей.
– Он благополучно утоп. Чего и следовало ожидать. Да только на том свете богу решил претензии высказать. Так, мол, и так, ты почему мне не помог?! А их бог ему и говорит: «Я тебе, дураку, три раза помочь пытался!» Так вот, может быть, тебе как раз в моём лице помощь посылают. Ты об этом в таком ключе не думал?
– Спасибо, Паш. Но мне сначала надо с Леной как-то помягче расстаться. Ей больно будет.
Павел кивнул. Да, Лене будет больно. Разумеется. Хотя ему всегда казалось, что она не так уж сильно любит его друга. Но ведь всё равно что-то чувствует, на что-то рассчитывает.
Больше к этому разговору они не возвращались. И вот через полтора года Лёлька ворвалась в жизнь Ясеня сама.
Сергей чуть в аварию не попал, увидев, как она голосует на обочине. Высокая, тоненькая, в красивом нежно-голубом плаще, под жёлтым зонтиком. Как солнышко в голубом оконце неба на фоне серости и дождя. И он сразу стал перестраиваться из крайнего левого ряда, чтобы подъехать к ней. Увидев, что его опередил какой-то бомбила, Сергей чуть не взвыл от досады. Но умница Лёлька того почему-то отпустила и снова подняла руку. И опять перед Ясеневым успел влезть лихой таксист. Но и с ним Лёлька не поехала. Тут уж и Сергей подоспел.
Смешно, но она, пока он не заговорил, даже не поняла, к кому села. А он смотрел на неё, на её смешную суету с зонтиком, сумкой и дверцей автомобиля и понимал, что любовь вернулась в его жизнь в своих запотевших очочках, на высоких тонюсеньких каблучках и с первыми морщинками, разбегающимися от глаз. Неидеальная, взбалмошная, непростая, прожившая девять лет без него. Но единственно возможная любовь.
Любовь об этом не знала и сильно вздрогнула при звуках его голоса. Так сильно, что он моментально понял, что и у Лёльки их странная печальная история тоже не в прошлом, а очень даже в настоящем. А поняв, решил, что в лепёшку разобьётся, но попытается всё переиграть. Прав Пашка с его историей про старого еврея. И Господу Богу надо иногда и помогать.
С этой мыслью он, наконец, сумел успокоиться и лёг спать, думая о том, что, если всё получится, скоро на этой широченной кровати рядом с ним будет спать Лёлька, его Лёлька. А он ночами станет гладить её золотые волосы и млеть от восторга и счастья. «Теперь, с этого самого дня всё будет только хорошо, легко
Взрослый и умный Сергей Ясенев, до ужаса влюблённый в свою бывшую жену, совершенно забыл старую истину: если хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах.
Москва. Двумя месяцами ранее. Лето 2000 года
В их «шарашкиной конторе», как они с Пашкой ласково называли своё любимое детище, свою фирму, стоял дым коромыслом. Несмотря на лето, заказы шли лавиной. Да ещё многие сотрудники были в отпусках, поэтому Пашка сам орудовал аэрографом, чем давно уже не занимался. Клиенты, увидев, кто выполняет их заказы, приходили в экстаз. Потому что руки у Павла Рябинина были золотые, и об этом прекрасно знала вся мотоциклетная и автомобильная Москва. А если ещё вспомнить, что и голова у него светлая, и вкус прекрасный, то можно понять бурю восторгов и вал заказов.
Зато вся организационная и бумажная работа свалилась на Ясеня. Свалилась и погребла бы его под собой, как пить дать, если бы не Вера, их верная Вера, его младшая сестрёнка, умница и красавица, давно уже работающая с ними и добровольно взвалившая на себя добрую половину обязанностей брата и Пашки.
Да ещё Влад Серафимов вёз на себе целый воз дел. Это был тот самый Сима или, по-другому, Серый Фима, которому они когда-то возили препараты крови, спасшие жизнь их другу после тяжёлой аварии.
Влад работал с ними вот уже четыре года. Тогда они только-только встали на ноги и начали расширяться. Их дружное трио в лице Рябинина, Ясенева и верного секретаря Елизаветы Фёдоровны Шуваловой перестало справляться с пошедшими косяком заказами. И тогда они вспомнили про Серого Фиму и позвонили ему. Влад был ужасно рад. Он после института работал вохровцем на каком-то умирающем оборонном заводе и был счастлив бросить всё и перейти к ним. А через год и Вера защитила диплом. Так и собралась их команда, не менявшаяся уже три года.
Мастера, правда, тоже были те же, с кем начинали. Ни один нормальный человек уходить от фанатика Рябинина не хотел. Потому что любому нормальному человеку приятно работать с начальником, который пашет наравне со всеми. Впечатлительный Ясенев иногда называл Павла Суворовым, но сам же втайне им страшно гордился.
Павел знал о своих сотрудниках абсолютно всё, никогда не забывал о днях рождения, годовщинах свадеб, новосельях и прочих радостях. Это он придумал на Новый год снимать с работы Серого Фиму и Веру и отправлять их на офисной машине в костюмах Деда Мороза и Снегурочки поздравлять детей сотрудников. Естественно, бесплатно. Он лично звонил жёнам мастеров, если случались какие-то авралы или когда видел, что сотрудник пришёл, повесив нос из-за семейных проблем. Он никогда не отпускал внезапно заболевшего сотрудника домой своим ходом. Всегда или давал машину, или отправлял отвезти его кого-то из коллег, а то и сам добрасывал до места жительства. На дни рождения всех ждали подарки, причём не ради галочки, а выбранные с душой и желанием порадовать. Поэтому Павла не просто любили – его обожали всем их немаленьким уже коллективом. А потому неожиданный аврал восприняли с пониманием и энтузиазмом, зная, что потом и зарплаты будут «авральные».