А жизнь продолжается

Гамсун Кнут

— Я этого не помню, — сказала она. — Хендрик, пойдем. Если ты будешь меня маленечко поддерживать, тогда, может, у меня и получится.

Несчастная! Она что, собралась упражняться в езде на велосипеде? Неужто для нее нет ничего святого!

— Гм! — произнес Август и протянул руку к Хендрику. — Изволь-ка отдать мне последние купчие.

Нашарив в своей новой тужурке карман, Хендрик достал и выложил на стол купчие. Август надел пенсне, просмотрел их, выписал в столбик цифры и подвел итог. Потом снова протянул руку и попросил

вернуть деньги, остаток. Хендрик с готовностью вынул деньги, завернутые в серую оберточную бумагу. Корнелия напряженно следила за происходящим. Август пересчитал купюры.

— Да, тут еще осталось немножко мелочи, — сказал Хендрик и полез в брючный карман.

— Да ладно, — сказал Август, — нужна мне твоя мелочь. Вот тебе твое жалованье, пересчитай-ка!

Хендрик:

— Вы мне и так сколько дали, когда наняли.

— Пересчитай, тебе говорят!

С ними только так и надо, по-командирски! И все ж таки Хендрик славный парнишка, когда он подал Августу руку и поблагодарил его, Августу даже стало его жаль. Теперь, когда Хендрик лишился своей должности и своих заработков, Беньямин из Северного селения опять небось возьмет над ним верх, Корнелия, похоже, переметнулась уже на ту сторону, она больше не выискивала травинок на Хендриковой тужурке.

— Гм! — снова произнес Август. — Зато, Хендрик, я подыскал тебе новую должность. У меня их предостаточно, не беспокойся.

— Вот было бы здорово! — сказал Хендрик.

— Ты, конечно, не знаешь ни одного иностранного языка?

— Иностранного? Нет.

— Вот то-то и плохо. Сам я говорю на четырех языках.

Тобиас потрясенно закачал головой.

— Я мог бы сидеть здесь три недели подряд и говорить только по-иностранному.

Тобиас:

— Такие люди, как вы, ну чего только не умеют!

— Тогда, видно, я вам не пригожусь? — спросил удрученно Хендрик.

— Я же сказал тебе, не беспокойся. Если я что пообещал, то уж наверное слово свое сдержу.

— Не взыщите! — проговорил Хендрик.

— Дело в том, — начал рассказывать Август, — что в усадьбу к нам должен пожаловать благородный англичанин и лорд, примерно через неделю. Он будет охотиться и ловить форель и гостить у нас. Работа тебе предстоит не тяжелая и не грязная, просто-напросто будешь его повсюду сопровождать и носить за ним ружье, трость и пенковую трубку.

— А как же я буду с ним разговаривать?

— Я мигом обучу тебя самому необходимому. Я и тебе, Корнелия, предлагал поучиться, только ты отказалась.

— Постыдилась бы! — сказала ей мать.

— Иной раз она у нас дуреха дурехой! — извинился отец.

— Так что тебе, Хендрик, обеспечена исключительно хорошая должность, — продолжал Август. — Это не то что таскаться по усадьбам и скупать овец. Я теперь жалею даже, что все это затеял, тут невозможно развернуться и завести приличное стадо… хотя не такое уж оно и маленькое.

— Сколько же у вас сейчас

овец? — поинтересовался Тобиас.

Август ответил с равнодушным видом:

— Две с чем-то тысячи.

— Две тысячи! — вскрикнул Тобиас.

И жена его тоже вскрикнула, хотя эта цифра была выше ее понимания.

Он врал по-глупому, он же знал, что Йорн Матильдесен и Вальборг непременно его поправят. Нет, он завирался поверхностно и необстоятельно, хвастался, что называется, с кондачка, без особой на то нужды и недальновидно. Фантазии ему было не занимать, он был готов к приключениям и хитер на выдумки, но глубины ему при широком размахе явно недоставало.

Корнелия сказала Хендрику словно бы в утешение:

— Ладно, Хендрик, зато ты получил новую должность.

Август неожиданно повернулся к ней и спросил:

— А я, Корнелия, — что получу я?

Тут Тобиас вдруг спохватился, что у него на дворе какое-то дело, и пошел к дверям. На пороге он остановился и позвал Хендрика и увел его к дровяному навесу, дескать, он хочет ему кой-чего показать.

— Ты не отвечаешь, — проговорил Август. — Так знай же, Корнелия, если я и делаю что для Хендрика, то это только ради тебя.

Она заерзала, ну до чего же ей все это обрыдло.

— Не начинайте снова-здорово! — попросила она.

— Постыдилась бы! — с укоризной сказала мать и вышла из горницы.

— Я предлагаю тебе то же самое, что и раньше, — продолжал Август, — причем от всей души и чистого сердца. Нет такой вещи на земном шаре, в которой бы я тебе отказал, так ты мне дорога. Сколько раз я в тяжелую минуту подумывал уехать от тебя и снова скитаться по белу свету, но не находил в себе сил, стало быть, для меня это не выход. Какой же ты сейчас дашь мне ответ? Неужто ты так надо мной и не сжалишься?

Внятные, нежные слова, сватовство. Она перевела взгляд на окно, чтобы не видеть его подрагивающих усов, на которые и до этого не могла смотреть без легкого отвращения.

В окно она увидела Тобиаса с Хендриком. Они уже сходили к дровяному навесу и вернулись обратно, и стояли теперь возле велосипеда и разговаривали. Похоже, Хендрик порывался уйти, а Тобиас не отпускал его.

Август ждал и ждал, но так и не дождался ответа. Корнелия ерзала на стуле, ей было невмоготу сидеть рядом. Как и в тот раз, он попытался ее обнять, но она увернулась. И отрезала:

— Оставьте меня в покое!

Только это не помогло, он продолжал упрашивать, разве ее убудет, если она посидит чуток у него на коленях, они считай что одни, никто и не увидит…

Она:

— Не стану я сидеть у вас на коленях. И не просите.

Другие с ним так не разговаривают. Да вот хотя бы горничные в усадьбе, они были бы куда как рады за него выйти.

— Чего же вы тогда прибедняетесь?

Вошел Хендрик. Ему таки удалось вырваться.

— Хорошо, что ты пришел, — сказала Корнелия.