А. Амман Путь отцов
Шрифт:
В этой-то семитской Месопотамии мы и наблюдаем рождение нового типа обучения: древнесирийский язык осваивается как богослужебный, причем сирийская национальная культура становится как бы дальним отпрыском иудео–христианской культуры и литературы. Духовное завещание тогдашней Церкви сирийская литургия донесла до наших дней.
В древнесирийской литературе особенно поражает ее лирическая насыщенность; поэзия играла тут ключевую роль. Когда сирийцы переводили греков, — а в те времена это происходило сплошь и рядом, — они давали волю воображению, дополняли и перефразировали подлинник. Всякая тема оказывалась лишь предлогом для неистощимых вариаций. Латинская душа
Благодаря древнесирийским переводам многие греческие произведения, утраченные в оригинале, все-таки дошли до нас. «Персидская школа», после военных поражений Юлиана Отступника обосновавшаяся в Низибии, переместилась впоследствии в город Эдессу. Здесь-то ее и прославил в веках диакон Ефрем.
ЖИЗНЕНЫЙ ПУТЬ
Жизнь Ефрема известна нам плохо. Не из-за недостатка биографов — их как раз хватает с избытком, они спорят меж собой и только запутывают дело: их стараниями правду становится все труднее отличить от вымысла. Тем более, что великих людей, сопричисленных лику святых, непременно окружают легенды. Классический панегирик, использованный христианством, позволял не считаться с исторической точностью. Тогда, видимо, полагали, что благая цель оправдывает всякие средства.
Ефрем родился в 306 г. Он, стало быть, современник Илария и Василия, но также и императора Константина Великого, который вступил на царство как раз в год его рождения. Родители Ефрема были христианами. В молодости он был подвержен влиянию епископа Иакова Низибийского. Может, он и жил отшельником, но у монахов бывал лишь раз от разу. Однако с эдесскими подвижниками судьба связала его на всю жизнь, и общение с ними глубоко на него повлияло.
Епископ Иаков приблизил к себе многообещающего юношу, сделал его диаконом и доверил ему руководство «персидской школой». Ефрем пребывал в Низибии до тех пор, пока город не оказался под персидским владычеством. Легенда гласит, что молодой диакон был участником Никейского собора и посещал Василия Великого.
В произведениях св. Ефрема разобраться не менее трудно, чем в его биографии. Главная трудность в том, что они сохранились лишь в переводах и никогда не были удостоены критического издания. Сложнее всего с его поэзией, обретшей богослужебное назначение. Ефрема переписывали, дописывали, ему подражали на удивление ревностно — тем самым предельно отягчая труд текстолога.
Диакон был суровым аскетом, питался хлебом, ячменем и зеленью. «Плоть его присохла к костям и уподобилась глиняному черепку». Душа мистика сказалась в его поэзии, исполненной напевности и повторов. Он любил яркие образы, живые природные цвета, безудержный лиризм его стихов, нам, может статься, и чуждый, неизменно восхищал современников.
Сочинительство Ефрема имело также и дополнительные мотивы: он сознательно противостоял еретикам Маркиону, Вардесану, Мани (отцу манихейства) - проповедникам религиозного синкретизма, пропитанного иранским зороастризмом. Вардесан сочинял особые песнопения — стихотворные наставления с рефреном. Ефрем перенял эту форму и создал «Мемре», стихи, предназначенные для чтения, и «Мадраске» — духовные песнопения, и тем самым внес ощутимый вклад в восточное богослужение.
Его биограф с подкупающей непосредственностью и достоверностью повествует о духовном наставничестве диакона. «Как св. Ефрем знал о пристрастии жителей Эдессы к пению, то и решил отвлечь молодежь от их собственных песен и плясок. Он составил хоры из прихожанок и обучил их гимнам, разделенным на строфы с припевами. Гимны его были исполнены
«Мемре», по сути, повествовательные, а «Мадраскё» — дидактические стихотворения. К тому же диакон — поэт с чисто восточным лиризмом — придал своим стихам драматический характер: он выводит на сцену какого-либо персонажа, дает ему слово и собеседников, таким образом монологи перерастают в диалоги, предвосхищая литургическую мистерию Средних веков. Собеседование его со слушателями при описании Страшного Суда, где тревожные вопросы чередуются с устрашающе точными ответами, упоминает в XIII в. Венсан де Бове; оно несомненно было известно Данте.
СОЧИНЕНИЯ
Ефрем оставил нам также комментарии к Писанию, проповеди о вере и о рае. Он развертывает темы, характерные для сирийского богословия: о девственном материнстве Марии, о сути девства, о Церкви и вере как обратном пути в рай. В своих комментариях к Писанию, будь то полемика или проповедь, Ефрем всегда черпает аргументы из библейского текста. Его гимны Марии чаще всего являют парафраз библейских стихов: например, вариации на тему «Богородице Дево, радуйся; благословенна Ты в женах».
Он любит вести беседу о вере и о духовной жизни. Образ самоуглубленности видится ему в трех волхвах, поклонявшихся в молчании. Вера восполняется милосердием и молитвой. Он пылко превозносит сокрытую молитву: она, как девственница, должна пребывать в обиталище своем. «Молчание и мир на страже у порога ее».
Обратится молитва, как зеркало, к лицу Твоему.
Да вместит она, о Господи, красоту Твою и величье.
Да пребудет она недоступна Злому,
Нетронута злом и чиста от скверны его.
Зеркало может явить преходящий облик:
Помыслы наши да не помутят молитвы!
Да отразит она Лик Твой в живых чертах
И да вместит зеркало красоту Твою!
Молитве сопутствует покаяние, которому была открыта вся жизнь Ефрема. Он сравнивает покаяние с убежищами, которые обретали евреи в Ветхом Завете; но в отличие от них, христианин должен пребывать в покаянии непрерывно. Ожидание грядущего Суда должно постоянно оживлять наше раскаяние: «Предстанем, о Господи, пришед ко вратам Твоим, и покаянно склонимся у порога».
К сожалению, подобные пассажи Ефрема изобилуют позднейшими вставками. Покаяние в них подменяется ужасом, духовный упадок нередко сопровождается упоенным самобичеванием. Когда покаяние перестает питаться чистыми источниками веры, то его вернее называть самоустрашением. Это благодатная почва для психоаналитических изысканий. Критику пристало задаваться вопросом, что именно вставлено, психологу — почему.
Многочисленные переводы и подделки свидетельствуют о повсеместном признании диакона Ефрема. Богатым, как известно, легко дают взаймы. Правда, всем этим заимодавцам Ефрем ничуть не обязан. Иероним свидетельствует: слава его была такова, что в иных церквах тексты Писания сопровождались чтением сочинений Ефрема. Греческие, латинские, армянские, грузинские, славянские, арабские, сиро–палестинские переводы дают возможность проследить географические пределы его влияния. Оно не ослабело и в Средние Века.