Трагическое несоответствие имени и судьбы девочки аналогично несоответствию строительства Дома или, иными словами, «светлого коммунистического будущего» с методами принудительного насаждения идей
об «историческом счастье», когда люди воспринимаются как помеха «строительству». «Эх ты, масса, масса. Трудно организовать из тебя скелет коммунизма! И что тебе надо? Стерве такой? Ты весь авангард, гадина, замучила!» – сокрушается Сафронов, глядя на спящих товарищей. После смерти Насти Дом остается невостребованным, потому что там не только никто не хочет, но и некому жить. Стройка превратилась в мираж, в иллюзию, в антиутопию. Напрасно уповали герои повести на воскрешение жизни и истины. «Общая всемирная невзрачность, а также людская некультурная унылость озадачивали Сафронова и расшатывали в нем идеологическую установку. Он даже начинал сомневаться в счастье будущего, которое представлял в виде синего лета, освещенного неподвижным солнцем, – слишком смутно и тщетно было днем и ночью вокруг». Героев Платонова раздирают внутренние противоречия, даже Сафронов, не забывавший об «обязанности»
радоваться, и тот не может в себе разобраться, а Жачеву, безногому калеке, вообще было стыдно, и не потому, что он не был согласен с поставленными задачами «строительства», а «только все более ощущался личный позор». Вощеву же «ничего не досталось, кроме мученья ума, кроме бессознательности в несущемся потоке существования и покорности слепого элемента».
Поэтика и язык повести
Стилю произведений 20-х годов свойственно смешение классического литературного слова с разговорной речью, плакатными штампами, политическими лозунгами, диалектными словами, а также с неологизмами, рожденными революциями, коллективизацией и индустриализацией. Платоновский стиль письма не стал исключением, однако, писатель создал свой самобытный «косноязычный» стиль, на котором говорят не только его герои, но и сам автор, при этом описываемые события принимают порой трагикомическую окраску. «Мое…серьезное (смешное по форме) – остается главным по содержанию навсегда, надолго», – признается Андрей Платонов.