А. С. Секретная миссия
Шрифт:
В сторону Катарины полетело облачко какой-то трухи, остро пахнущей чем-то вроде полыни, попало ей на платье, в лицо. Она заслонилась ладонью, чихнула, кое-как отряхнула с платья беловато-серые кусочки, больше всего смахивающие на порезанную крупными кусками сухую траву. Выпрямилась, спросила с исконно аристократической холодностью:
– Сударь, вам никогда не приходилось бывать в лечебнице для скорбных умом?
Барон, выглядевший чуточку сконфуженным, пробормотал:
– Ну ладно, ладно, каждый может
– Пойдемте отсюда, – нетерпеливо сказал Пушкин. – Все хорошо, что хорошо кончается… Я обязательно приду, Катарина…
– Я буду ждать, – сказала она, слегка помахав рукой.
Когда они оказались за воротами, один из полицейских облегченно вздохнул:
– Я так понимаю, это и есть тот синьор, которого, по вашим словам, то ли съели, то ли изничтожили бесовскими чарами?
Барон угрюмо кивнул. Полицейский повернулся к Пушкину:
– Синьор, у вас есть намерения прибегнуть к помощи закона?
– О, ни малейших, – сказал Пушкин. – Бога ради, простите моего друга, это было дурацкое пари… – Стоя спиной к стражам закона, он яростными гримасами пытался урезонить барона, намеревавшегося, по всему видно, ляпнуть еще что-то, категорически сейчас неуместное. – Все обошлось, как видите…
Он шагнул вперед и без особых церемоний протянул им пару монет, рассудив, что повадки низших полицейских чинов должны быть везде одинаковы.
– Ну что вы, сударь, право… – пробормотал старший, жеманясь, как перезрелая красотка перед гусаром, но деньги взял без особого промедления и даже отдал честь. – Значит, все обошлось? Вот и прекрасно, желаю здравствовать…
Оба подтянулись, кивнули Пушкину и с нешуточным облегчением направились прочь, в сторону города – у Пушкина осталось впечатление, что оба с превеликой охотой припустили бы бегом, лишь бы оказаться подальше отсюда.
– Прохвосты, – сердито сказал барон. – Как мне удалось их сюда загнать, сам не пойму, но внутрь они отказались входить… Все они тут знают, что к чему, и боятся…
– Мне, честное слово, трудно их осуждать… – сказал Пушкин. – Чем вы в нее бросались?
– Надежное средство, – сказал барон. – Сушеный «монаший капюшон», смешанный с побегами чеснока и корнем солодки. Любая ведьма моментально оборачивается черной кошкой или кем ей там сподручнее и улепетывает со всех ног. На деле проверено, своими глазами видел…
– Но ведь она ни во что не превратилась? – спросил Пушкин не без ехидства.
– Да вроде бы…
– Значит, она не ведьма?
– Да кто ее знает, – упрямо сказал барон. – Может, у них, в Италии, «монаший капюшон» не действует, и другие травы
– Вздор, – сказал Пушкин. – Никакая она не ведьма и уж, безусловно, не вампир – когда это вампиры появлялись при солнечном свете? И наконец, она меня форменным образом спасла, вытащила из этого логова…
– Серьезно?
– Да уж поверьте, Алоизиус, все так и обстояло… Вы что, сразу поспешили за мной следом?
Барон остановился посреди дороги и вытаращил на него глаза:
– Сразу? Я добросовестно ждал до вечера, всю ночь глаз не сомкнул, а с первыми лучами солнца побежал в полицию…
– Подождите, – сказал Пушкин. – Какая еще ночь? Я пробыл у князя от силы пару часов…
– Ерунда, – сказал барон. – Вас не было добрые сутки… Клянусь рыцарской честью предков.
Пушкин посмотрел на солнце:
– Постойте-постойте… Что же, сейчас не вечер, а раннее утро?
– Вот именно, – сказал барон. – А я вам что растолковываю? Вы на сутки запропастились…
– А мне казалось, прошла пара часов…
– Что там было? – жадно спросил барон.
– Ничего особенного, пожалуй, – подумав, ответил Пушкин. – Меня старательно пытались запугать, вымогая бумаги и кольцо… И это, признаться, было впечатляюще. Но все же они не причинили мне никакого вреда, а это внушает надежды на победу. Не так они сильны, как пытаются представить. К тому же у нас есть союзник во вражьем стане…
– Эта красотка?
– Именно, – сказал Пушкин. – И нынче вечером нам предстоит поработать…
Глава седьмая
Маскарад по-флорентийски
– Черт знает что, – ворчал барон, оглядывая свой наряд. – Кружев столько, что это не на мужской наряд походит, а на одеяние одного из тех молодчиков, что вместо естественного и восхитительного общения с дамами занимаются черт-те чем… Между собой, друг с другом, ну, вы поняли, о ком я…
Он, фыркая, потеребил огромный кружевной воротник, гофрированным кольцом торчавший вокруг шеи, на добрых пару ладоней шириной, а потом неодобрительно принялся озирать столь же пышные кружевные манжеты.
– И панталоны дурацкие, – ворчал он сварливо, постукивая тростью о пол кареты. – Как у этого… который в балете пляшет, не помню, как называется балетный мужского рода…
– Успокойтесь, барон, – весело сказал Пушкин. – Это доподлинный наряд знатного дворянина времен Шекспира. Право слово, так и обстоит…
– Серьезно?
– Честное слово.
– Хороши ж они хаживали во времена Шекспира…
– Не переживайте, – сказал Пушкин. – В таком наряде согласно всеобщей моде хаживали и великие полководцы вроде маршала Бирона, и мореплаватели вроде сэра Френсиса Дрейка… Такая уж в те времена стояла мода на дворе.