А. В. Кольцов
Шрифт:
Говоря о ссорах с дурной женой, не забывает он и о долгах:
И живем с ней – только ссоримся, Да роднёю похваляемся, Да, проживши все добро свое, В долги стали неоплатные…В радости своей он говорит:
Я не в поле вихрем веялся. По людям ходил, деньгу копил, За морями счастья пробовал… Моя доля здесь счастливая: Я нажил себе два терема, Лисиц, шелку, много золота, Станет век прожить боярами.В грусти своей он опять жалеет о том, что нет у молодца
ЗолотойОписывая свое бедствие, он говорит:
С той поры я горем-нуждою По чужим углам скитаюся, За дневной кусок работаю, Кровным потом умываюся…В грусти своей он не забывает и о своей одежде: «Прошла моя золотая пора», – говорит он, —
До поры, до время Всем я весь изжился, И кафтан мой синий С плеч долой свалился!Лихач Кудрявич рассказывает даже подробно, что когда приневолят выйти к старикам на сходку,
Старые лаптишки Без онуч обуешь. Кафтанишко рваный На плечи натянешь, Бороду вскосматишь, Шапку нахлобучишь.Все эти черты совсем не похожи на восклицания о тоске, о грусти, какие встречаются очень часто в песнях, сделанных другими сочинителями. И, несмотря на видимую простоту и отсутствие всяких поэтических прикрас, в песнях Кольцова несравненно более поэзии, чем в тех сочинениях, и потому именно, что в них более правды. Люди, которые в них изображаются, ближе к нам по своему положению и по своим чувствам. Мы видим, что они в самом деле живут, радуются и страдают, понимаем и причины их веселья и горя, – и поэтому их жизнь, их чувства производят на нас гораздо сильнейшее впечатление, нежели жалобы выдуманных лиц, плачущих так себе, от нечего делать.
Точно так же и описания природы у Кольцова вполне верны и естественны. Он не придумывает скалистых берегов, журчащих ручейков, прекрасных лесов с расчищенными дорожками и т. п., как это очень часто делалось многими сочинителями. Он описывает именно то, что он видел и знает: степь, ниву, лес, деревню, летний зной, осенние бури, зимние вьюги, и представляет их именно так, как они бывают в природе. Таких картин природы у него чрезвычайно много рассыпано в разных его стихотворениях.
Некоторые привели мы выше, напр. описание степи. Другие можно видеть в стихотворениях, помещенных в конце этой книжки, особенно в «Урожае», «Песне пахаря», «Что ты спишь, мужичок», «Светит солнышко» и др.
Кроме уменья изображать природу и жизнь, не искажая их, – у Кольцова есть еще важное достоинство: он понимает предметы правильно и ясно. Не просто он рассказывает то, что случалось видеть ему; это была бы пустая болтовня. Нет, он думает, о чем ему говорить и что говорить – в его стихотворениях всегда есть мысль. Все изображения предметов и людей служат у него только для объяснения или для лучшего выражения главной мысли. У него нет ни одного стихотворения, которое просто, без всякого толку описывало бы что-нибудь; а у других это часто бывает, Услышит человек, что ветер воет, и пишет стихи, что вот, дескать, я сижу и слушаю, как ветер воет; увидит облака на небе, и пишет стихами, как он на облака смотрит; застанет его дождь на дороге – опять стихи готовы, что вот я иду, а меня дождик мочит. У Кольцова не найдем таких стихотворений. И он, конечно, говорит и о ветре, и о солнце, и о буре; но все это у него приведено к чему-нибудь, а не само по себе стоит. У него везде является человек, и рассказывается о том, какое действие производит на него то или другое явление природы {11} . Так, в одном стихотворении у него старик при мысли о весне вспоминает о том, что ему недолго уже наслаждаться жизнию. В другом – весна разнеживает сердце молодых людей и пробуждает в них живые чувства. В третьем – весна возбуждает заветные, мирные думы поселян об урожае. То веянье ветра напоминает ему о дороге, и он поет:
11
Эти строки Добролюбова непосредственно связаны со следующими заключениями статьи М. Е. Салтыкова о философии природы в лирике Кольцова: «Что природа хороша – Кольцов чувствует это более, нежели кто-либо другой,
То он вызывает бурю, чтобы прикрыть бегство удальца:
Подымайся, туча-буря, С полуночною грозой! Зашатайся, лес дремучий, Страшным голосом завой! Чтоб погони злой боярин Вслед за нами не послал…То осенние ветры и туманы пробуждают в душе его чувство одиночества, и он грустно поет:
Дуют ветры, Ветры буйные, Ходят тучи, Тучи темные. Не видать в них Света белого, Не видать в них Солнца красного. Во сырой мгле — За туманами, Только ночка Лишь чернеется… В эту пору Непогожую Одному жить Сердцу холодно…Таким образом, каждая картина, каждый стих у Кольцова имеет свой смысл, свое значение по отношению к человеку. Он старался еще глубже понять этот смысл, заключенный в природе, и в этом старании отыскать смысл везде, во всем мире, состоит содержание его дум. Он говорит:
Горит огнём и вечной мыслью солнце, Осенены всё той же тайной думой, Блистают звезды в беспредельном небе, И одинокой, молчаливый месяц Глядит на нашу землю светлым оком… …Повсюду мысль одна, одна идея… …Одна она – царица бытия…Он спрашивает, смотря на лес:
О чем шумит сосновый лес, Какие в нем сокрыты думы? Ужель в его холодном царстве Затаена живая мысль?Он знает, что человек может и должен рассуждать, давать себе отчет обо всем, что совершается пред ним в мире, потому что —
Целая природа В душе человека; Проникнуты чувством, Согреты любовью, Из нее все силы В образах выходят…Правда, эти стремления отыскать мысль в явлениях природы ни к чему не привели Кольцова. Он только уверился, что
Мир есть тайна бога, Бог есть тайна жизни,и не дошел до того, чтобы проникнуть в эту тайну. Для этого он был еще очень мало образован; думы тяготили его, как он сам признается:
Тяжелы мне думы, Сладостна молитва…Впрочем, положительность Кольцова удержала его от так называемого мистицизма, т. е. от стремления находить таинственный смысл во всех даже самых простых вещах. Он возвратился наконец к своему простому, светлому взгляду на предметы, без лишних умствований и мечтаний. В этом отношении любопытно сравнить два его стихотворения. Одно написано еще в 1830 г., когда Кольцов совершенно незнаком был с высшими философскими вопросами.