А.А. Зиновьев о проблеме метода «восхождения».
Шрифт:
Схема 7.
Естественно, что суммарное, реальное бытие в функционировании совмещает все три типа бытия. Проявлением становится либо реагирование по типу «для-иного», либо по типу «для-себя». Это реагирование внешне замечаемое, созерцаемо, тогда как внутренняя составляющая реагирования внешне незамечаема и предполагает особую мыслительную работу по выявлению ее. Если все это учесть, то рассмотрение «клеточки» должно быть опирающимся на генетически первичную устроенность, бытие предмета «в-себе» на этой стадии развития. Тогда можно иметь основание, «сущность», имеющую потенциал проявлений в двух модификациях - «для-иного» и «для-себя». А.А. Зиновьев сохраняет неопределенность из-за использования актуального в середине 50-х гг. языка, легко смешивающего различие «структуры»,
Если же воспользоваться категориями «форма» (функциональная), «морфология», «организованность», «целое», «элемент», «структура», то нечто предстает, как организованность, как совмещение формы и морфологии, как целое, обладающее структурностью формы и морфологии, имеющее части и отношения (связи) между ними, при предопределяющей роли функциональной формы. Нечто способно реагировать и не реагировать, реализовать внутренне и внутренне-внешним образом (см. сх. 8).
Последний тип проявления относим к «активности» нечто, к самопроявлению, «самовыражению», не имеющему вынужденности извне.
Итак, «клеточка» рассматривалась Гегелем, Марксом в контексте аналогии с явлениями природы. Но в пределах этой аналогии любое нечто рассматривается как развивающееся, как меняющее свою устроенность, свои характеристики бытия «в-себе», а затем и бытия «для-иного», «для-себя». Эти изменения приобретают характер развития, если они предполагают смену качества или трансформации именно в устройстве нечто. В свою очередь более развитое состояние «сохраняет» свойства менее развитого состояния, смещая их из предопределяющих в статус «второстепенных», обслуживающих более развитое состояние. Нечто превращается в многоуровневое устройство, в котором «более высокое» превращается в специфичное, но опирающееся на прежнее, не мешающее более развитым механизмам в их проявлении (см. сх. 9).
Схема 9.
При изучении более развитого состояния предмета выявляются и свойства предшествующего, менее развитого состояния. Для возникновения качественного перехода требуются иные условия, чем те, которые приводили к появлению прежнего состояния развития. Но в этом переходе участвует и само прежнее состояние развития, которое и реагирует на новые условия. Такое реагирование мы называем бытием «для-в-себе», то есть для изменения самого бытия «в-себе» (см. сх. 10).
Тем самым, если удается наблюдать все стадии развития предмета, то задача состоит в раскрытии «причин», внешних и внутренних, переходов к более развитому состоянию предмета. Если же наблюдаем лишь более развитое состояние, то в нем раскрывается не только «теперешнее» в-себе бытие, но и участие в-себе бытия, соответствующего прежнему уровню развития, а затем и его самостоятельное существование в ненаблюдаемое время. А.А. Зиновьев обсуждает этот круг вопросов следующим образом: «Для выявления «клеточки», простейшего, необходимо фиксирование в мысли более сложных отношений того же качества, требующих дополнительных условий для возникновения, необходимо выявить условия возникновения простейшего, совпадающие с условиями возникновения предмета в целом, а сами дополнительные условия способствуют пониманию простого; простейшее вместе с тем есть сторона и общее свойство всякого другого отношения» (с.55, 56). Тем самым, «клеточка» как бы открывает путь бытия предмета и совмещает в себе свойства начала пути и пути в целом.
В то же время А.А. Зиновьев не дает однозначного взгляда на отнесенность «клеточки» к нечто, хотя и в начальном состоянии развития. Для него клеточка суть «внешняя форма движения, существования отношений предмета, как созерцаемое, а скрытое в ней отношение должно быть еще выявлено; исходя из «клеточки» дается всеобщее определение всех отношений в их специфичности по пути раскрытия его внутренних связей, дается простое, привычное, не вызывающее недоумений у среднеграмотного человека определение предмета науки; должен быть понят предмет в целом, и в нем клеточка обнаруживает свои тенденции, а по продукту развития можно судить о тенденциях в «зародыше» (с.59-61). Хотя Маркс приводил иллюстрации из истории и именно того, что соответствует становлению и начальному функционированию изучаемого предмета («экономика» и «политэкономия», «капиталистический способ производства» и т.п.), в обсуждении теоретическом, собственно «диалектическом» его клеточка соответствует начальному состоянию «идеального объекта». Но тогда необходимо раскрывать и бытие «в-себе», и бытие «для-иного», «для-себя» этого идеального объекта, а затем, при переходе к более развитому состоянию и бытие «для-в-себе». Бытие «в-себе» является принципиально скрытым от созерцания и в эмпирическом познании, а, тем более,
А.А. Зиновьев подчеркивает, что «диалектика предмета раскрывается в теоретическом мышлении, которое является логическим и потому выявляет объективное, проявляемое в отношениях, выявляет внутренние связи различенного, независящие от практики, практического отношения познающего к познаваемому; «сущность» скрыта в явлениях и раскрывается в теоретическом исследовании» (с.73-76). В этих рассуждениях легко совместимы процедуры эмпирической схематизации и абстрагирования, с одной стороны, и теоретического конструирования, с другой стороны. Хотя сам А.А. Зиновьев говорит о различии между явлением и чувственным, относя одно к объективному, а другое к субъективному, но тут же явление связывает с абстракциями, появляющимися в ходе выделения, подчеркивания наиболее значимого для мыслящего познающего (с.76, 77). Такое и любое оперирование с абстракциями и средствами их фиксации остается «субъективным». Именно отсюда возникает проблема преодоления неизбежности субъективного начала в познании за счет тех или иных мыслительных приемов. Гегель в своей системе и показывал путь преодоления.
Конечно, можно говорить о двух слоях субъективности. С одной стороны, субъективность самого мыслящего, познающего, с его динамикой потребностей, мотивов, стремлений, содержания представлений, способностей и т.п. С другой стороны, субъективизация в оперировании знаковыми средствами языка и любыми средствами мышления и деятельности. Второй тип субъективности подчеркивается А.А. Зиновьевым в борьбе с мыслительным и логическим формализмом. А первый тип субъективности не входит в орбиту анализа, хотя уже само сравнение предметов, представлений о них, выделение общего и т.п. зависимы от этого слоя субъективности. Если «сущность суть предмет в его внутренних связях, и она отражается лишь косвенно» (с.77), то возникает вопрос о том, как воссоздается в мышлении внутренняя предметная сумма, целое связей, преодолевающая субъективность мыслительных процессов?
Учитывая негативный мыслительный опыт предметников, накопившийся опыт формализма, формалистичности А.А. Зиновьев использует образец мысли Маркса для выявления форм содержательного мышления. Для этого он останавливается на проблеме соотношения содержания и формы мышления. Формная сторона мышления чаще всего осознается в связи с привлечением языковых средств и введением обобщений. На этом пути строятся метафизики. «Сведение к общему при рассмотрении внутреннего строения предмета дает метафизику; для выведения особенного следует различать форму и содержание предмета, что осуществляется не чувственно, а логически; при реализации диалектического подхода строится связанное целое, синтезируются суждения и главное в этом - движение мысли от формы проявления к содержанию, к тому, что проявляется и этим происходи объяснение форм; путь от формы к содержанию и от содержания к форме - основное средство решения задачи» (с.80, 84, 85). А.А. Зиновьев вводит этим параллели между явлением и формой, сущностью и содержанием. «Форма суть отношение, в котором проявляется другое, а содержание - отношение, проявляемое посредством другого» (с.85). Ему хочется преодолеть формализм сведения к фиксированному общему утверждению, ведущий к метафизичности. Устремление направлено на выявление и фиксацию всей сети отношений, взаимозависимостей как относимых к предмету по содержанию применяемых мыслительных средств. Логический синтез суждений подчинен прохождению пути от проявлений к их причинам и от причин к их следствиям. Но логические формы либо тесно связаны с эмпирическими смыслами и схемами, где проявляется конструктивная воля и самовыражение мыслителя, либо с теми конструктами, значениями, понятиями, категориями, которые преодолевают субъективность и стихийность конструкторских проявлений мыслителя (см. сх. 11).
Схема 11.
Тем самым, соотношение между «формой» и «содержанием», их содержательность, способы оперирования знаковыми средствами зависят от типа субъективного отношения к применению знаковых средств - «самовыражения» или подчинения требованиям логико-нормативного пространства. Нейтрализация, как мыслительного произвола, так и формализма обеспечивается специальными приемами. Логические идеи преодоления были раскрыты уже Гегелем, а конкретные технологии получили развитие во второй половине ХХ века и чаще всего связаны с применением схематических изображений как «символов», соединяющих признаки формальных, конвенциональных знаков, так и непосредственных созерцательных фиксаций (Соссюр, Секир, Гегель и др.). При содержательной акцентировке совмещение сущности и явления, «формы» и «содержания» в теоретической позиции неотделимо от рассмотрения идеальных объектов, где логическая организация мышления выступает в своей подлинной форме. Содержательное оправдание мыслительного конструирования выявляется и осуществляется в экспериментах, моделировании и т п.