А.Беляев. Собрание сочинений том 3
Шрифт:
— Это верно, — согласился Ганс. — Здесь совсем тихо. Словно летишь на аэростате. Даже взрывов не слышно.
— Быстрее звука летим, оттого и не слышно.
— Четыреста. Мы замедляем ход и снижаемся. Высота всего пятнадцать километров.
— Но ведь здесь температура должна быть значительно ниже, чем на поверхности земли, скорость же звука уменьшается с понижением температуры…
Винклер кивнул утвердительно.
— …доходя при нуле до трехсот тридцати двух метров в секунду. Сейчас,
— А каков потолок?
— Двадцать — двадцать два километра. Это самая выгодная высота, если не гоняться за рекордной скоростью.
— Комариный взлет. Двести-триста километров куда нй шло! Пятьсот-шестьсот — это настоящая высота! — послышался голос третьего пассажира.
Дымя египетской сигареткой, к креслу Винклера подошел Генри Блоттон. Лорд был одет в теплый светло-коричневый спортивный комбинезон, хотя в такой «прозодежде» не было никакой необходимости: кабина стратоплана хорошо отапливалась электричеством и снабжалась чистым воздухом. В ней было тепло, уютно, комфортабельно, как в купе пульмановского вагона.
— Аэропланные рекордсмены высоты, разумеется, копошились в пыли по сравнению с нами. Для всех этих «саундерс-валькирий», «фарман-суперголиафов», «юнкерсов» двенадцать — пятнадцать тысяч метров были уже почти предельной высотой. Исследователи стратосферы поднимались повыше. Но они поднимались на аэростатах. А вот недавно в «Таймсе» я читал…
Блоттон оседлал своего любимого конька и начал нескончаемый разговор о рекордах высоты, о соперниках, которые могут оспорить его лавры, о шансах на победу таких же рекордсменов, как он.
— Вы отправитесь в межпланетное путешествие и сразу побьете всех своих соперников, — сказал Винклер.
Блоттон не понял насмешки.
— Да, но… опасаюсь, что об этом не будет напечатано в «Таймсе» и мои соперники просто не узнают о новом рекорде, — меланхолически ответил он.
Стратоплан снижался и замедлял ход. Горы на горизонте росли, темный цвет неба бледнел, голубел, одна за другой гасли звезды, как на рассвете.
Далеко внизу, у подножия гор, как ярко-зеленый океан, разлилась буйная тропическая растительность.
— Анды — южноамериканское продолжение Кордильер, — сказал Винклер. — За ними пустынная низменность, а дальше — скалистые горы республики Эквадор.
— Удивительно! К этому трудно привыкнуть. Какая скорость, какая победа над пространством! — воскликнул Фингер и еще раз пережил весь полет.
Европа — словно большая карта. Справа — Азорские острова, слева — острова Зеленого Мыса, едва различимые даже в сильнейший морской бинокль, Южная Америка… Бассейн Амазонки с ее притоками, похожими на ветви дерева… Полукруг «атмосферного торможения» над Великим океаном и вновь берега Южной Америки, уже западные.
—
— Космический полет! Черепашья скорость! — в тоне Блоттона продолжал Винклер. — Что значат какие-то двенадцать-восемнадцать километров в секунду космического полета по сравнению хотя бы с тридцатью километрами полета Земли? А звездные туманности! Некоторые из них летят с огромной скоростью.
— Именно? — спросил Блоттон.
— Около тысячи километров в секунду — обычная средняя скорость. Но есть и исключения. По новейшим данным, туманность Большая Медведица номер двадцать четыре летит со скоростью одиннадцать тысяч семьсот
километров в секунду, Лев номер один — почти двадцать тысяч километров.
— Да, такая скорость мне нравится. Но не смейтесь, любезный Винклер. Я мало понимаю в таких вещах, но наш друг Лео Цандер говорил мне, что когда мы в совершенстве овладеем радиоактивной энергией, то можно будет достигнуть и скорости света.
— Увы, даже со скоростью света вам придется лететь до ближайшей звезды четыре года и четыре месяца. До других же солнц-звезд, которых мы считаем нашими «соседями» в мировом пространстве, — десять-пятнадцать лет. Лишь несколько десятков звезд находятся от нас на таком близком расстоянии. До остальных пришлось бы лететь сотни и тысячи лет. Вас окружала бы необъятная пустыня в течение месяцев, годов, десятков лет. Всякое понятие о времени исчезнет.
— Какая ближайшая к Солнцу звезда? — спросил Блоттон.
— Альфа Центавра. Всего около сорока триллионов километров.
— Четыре года с небольшим — не так уж много.
Помолчав, лорд Генри вернулся к земным делам:
— А почему, собственно, для старта выбрано это дикое, пустынное место?
— Именно потому, что оно дикое, пустынное, нелюдимое. Таково желание акционеров вашего дикого общества «Ноев ковчег». Конспирация.
— Но ведь пустынных мест немало на земном шаре, взять хотя бы Южный полюс. Там нам никто не помешал бы, даже вездесущие репортеры. Почему именно здесь? Я хотел бы знать, чем определялся выбор.
— На это были свои, и немаловажные, основания, — серьезно ответил Винклер. — Именно здесь существуют наиболее благоприятные условия для взлета. Вам, вероятно, известно, что ракете при взлете с Земли необходимо пробиться через двойной панцирь: атмосферы и земного тяготения. Наибольшее тяготение существует на полюсах, наименьшее — на экваторе, так как Земля несколько сплющена к полюсам. К тому же на полюсах наименьший, а на экваторе наибольший центробежный эффект. Поэтому панцирь тяготения на экваторе минимальный.