A.D. 999
Шрифт:
— Может быть, так будет лучше.
— Твои слова, сказанные прошлым вечером, загадочны, — сказал Сигегар, и его темные глаза потеплели от непрозвучавшего смеха. — Возможно, с началом нового Божьего дня ты сможешь изъясняться немного проще.
Элвин выиграл еще несколько мгновений, прильнув к горячей чашке. Теперь, когда разговор начался, ему уже не так хотелось посвящать аббата во всё подробности случившегося. Одно дело облегчить душу перед Вульфстаном, наставником и другом. Совсем другое — убедительно поведать незнакомцу о невероятных
— Хорошо, — сказал Элвин, — я постараюсь говорить проще… насколько это возможно.
Он глубоко вздохнул, расправил плечи и коротко рассказал аббату обо всем.
Надо отдать должное, Сигегар не перебивал. Иногда к его щекам приливала кровь, иногда вспыхивали глаза. Единственным признаком того, что повествование Элвина встревожило его, было напряжение коротких толстых пальцев, стиснувших чашку.
Закончив, Элвин заметил, что дрожит. Чай успел остыть. Он осторожно поставил чашку на деревянный поднос.
Сигегар молчал. Элвин закрыл глаза. Он не верит мне. Милостивый Боже, что же делать?
— Ты, конечно, понимаешь, брат Элвин, — промолвил наконец аббат, — насколько дико все это звучит.
— Да, — твердо ответил монах.
— Ты пришел ко мне в аббатство, чужак, без послания от твоего аббата или от епископа Вульфстана. Ты утверждаешь, что осел и кошка умеют говорить, а твоя палка — это посох Аарона. Ты рассказываешь о приближении конца света, о том, что Сатана и Антихрист уже здесь и претворяют свои замыслы с помощью викингов.
Элвин, уныло вздохнув, открыл рот.
— Я еще не закончил. — Сигегар поднялся и заходил по комнате, заложив руки за спину. — Ты пришел не один. Ты привел с собой женщину, язычницу с севера, учтивости которой не хватило даже на то, чтобы явиться на встречу, столь важную для вас обоих. Почему ты думаешь, брат Элвин из аббатства святого Эйдана, что Михаил выбрал тебя?
Злость уже поднималась в нем, и Элвин поник. Он знал, что чувствует аббат. Никому не нравится, когда его принимают за глупца, а чтобы поверить в этот рассказ, требовалась небывалая вера.
— Я и сам спрашиваю себя об этом, — Пошептал он, едва разлепляя губы. — Но клянусь, ваша милость, я не лгу. Все произошло именно так, как я рассказал.
— Есть три возможности, — сказал Сигегар. — Первая — ты лжешь. — Его взгляд немного смягчился. — Мне представляется, брат, что ты добрый человек. Зачем тебе врать? Ради самого вранья? Вторая — ты безумец, кажущийся здравомыслящим человеком. Откровенно говоря, это самое подходящее объяснение. И третья — ты говоришь правду. Что невозможно.
Страх и досада, овладевшие Элвином, вдруг сменились симпатией. Он знал, что и сам отнесся бы к услышанному из чужих уст с не меньшим скепсисом, если бы не был очевидцем событий. Невозможно полагать, что кто-то, не знающий его достаточно близко, поверит в такую историю. Поняв сомнения Сигегара, он печально улыбнулся.
— Если вы так считаете — и я не могу вас
За дверью раздался отчаянный визг, а звук царапающих дерево когтей подтвердил, что там Ровена. До Элвина донеслись приглушенные фразы: «уехала в… Рататоск говорит… лошадь вернулась…»
По его спине пробежал холодок. Забыв о приличиях, он вскочил со стула и открыл дверь. Выгнув спину, Ровена посмотрела на него сумасшедшими глазами.
— Она ускакала в Тор, — выдохнула кошка. — Рататоск слышала ужасные звуки. По ее словам, кобыла примчалась в аббатство без Кеннаг.
ГЛАВА 15
Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил.
Еще переваривая тревожную весть, Элвин с запозданием вспомнил об аббате. Повернувшись к Сигегару, он сказал:
— Ровена говорит, что Кеннаг ускакала к Тору. Ее лошадь только что вернулась.
Широкое крестьянское лицо Сигегара отразило войну противоречивых чувств. Еще минуту назад Элвин потерял надежду убедить аббата в том, что он не лжет. Сейчас это уже не имело значения. Что-то случилось с Кеннаг, и Элвин с удивлением обнаружил, что грудь сдавило, словно на нее упал тяжелый камень.
Он побежал к конюшне, чтобы оседлать Валаама. Мирно посапывающий осел фыркнул и тут же стал задавать вопросы.
— Нет времени, — бросил ему Элвин.
Его душила ярость — обычно он без труда управлялся с седлом и одной рукой, но на это уходило время, которого сейчас не было. Человек с двумя здоровыми руками уже оседлал бы Валаама и мчался на помощь Кеннаг. Как юноша ненавидел свое изуродованное тело, подводившее его раз за разом!
И теперь тяжелое седло сползло на землю. Злость, стыд и отчаяние слились в беззвучном вздохе. Элвин вскарабкался на спину Валаама и, наклонившись к уху осла, крикнул:
— Только смотри, чтобы я не свалился.
— Не беспокойся, братик, — негромко ответил Валаам. — Все будет цело.
Он-то, может, и будет цел. А вот что с Кеннаг? Элвин слышал только стук копыт ее лошади и тревожное ржание. Валаам устремился к распахнутой двери. Кобыла гарцевала во дворе, мотая своей большой, уродливой головой, и комья земли летели из-под ее серых копыт. Из всех существ, встреченных ими до сих пор, лишь голос этой безымянной лошади не поддавался переводу с помощью кольца Соломона. Однажды, когда Элвин отпустил какое-то замечание по поводу непривлекательной внешности этой твари, Кеннаг громко рассмеялась. Сейчас, когда они посмотрели друг на друга и Элвин увидел в ее взгляде почти человеческие проницательность и понимание, он впервые задумался о том, что же это за животное.