А.Д.А.М.

Хоффман Рита

— У тебя это врожденное. — Лиза рассмеялась. — Я люблю вас, народ. Вот, серьезно, не сойти мне с этого места! Каждого люблю.

— Некоторых все же больше. — Торим недвусмысленно подмигнул ей.

— Не дождешься, дед. — возмутилась она. — Сдались мне твои шмотки кожаные, разбросанные повсюду.

— Лиза говорила что-то милое, а ты все испортил! — возмутилась Медуза.

Пока они переругивались, нашел пальцы Рёна и сжал их. Он округлил глаза, показывая, что сейчас не время.

Отпил из банки и понял, что не различает лиц

собравшихся. Вспотел мгновенно.

— Мне пора. — встал, махнул рукой и пошел к выходу.

— Что? Зисс! — выкрикнула Лиза.

— Ты куда, парень? — Икар выглянул в коридор.

— У меня сейчас мигрень начнется. — надел кроссовки и посмотрел в зеркало, чтобы убедиться, что не ошибается.

Нет, аура в самом разгаре — разглядеть собственное лицо почти невозможно, из зазеркалья смотрит репродукция Пикассо, не иначе. Рта нет, слепое пятно движется от подбородка ко лбу, стирая человеческие черты. Иногда ауру пережить сложнее, чем сам приступ, и, кажется, сегодня именно этот случай.

— Это что, так серьезно? — выражение лица Икара разглядеть не выходит. — «Биокс» не помогает?

— Нет.

Икар присвистнул.

Из комнаты вышел Рён, обулся и открыл дверь. Наверное, смотрит на него, но он не уверен.

— Я провожу его.

— Конечно, без проблем. — сказал Икар.

Они вышли на улицу, симптомы усилились — накатила тошнота, солнечный свет режет глаза, от любого звука в голове раздается такое эхо, будто кто-то ударил в гонг.

— Давай руку. — потребовал Рён.

— Прямо здесь? — хотел подколоть его, но руку все-таки дал.

— Никогда не думал, что мигрень такая серьезная штука.

— О, подожди, лучшее впереди. — сказал, а у самого нутро сжалось.

— В кино дамочки с мигренью прикладывают ко лбу лед и лежат на диване.

— Тебе лучше не знать, как это происходит.

— Думаешь, я тебя одного оставлю? — судя по голосу, Рён крайне удивлен.

— Дома Нанико. Правда, приступ мигрени — это не то, на что стоит смотреть посторонним.

— Посторонним? Я не буду начинать разборки только из уважения к твоему состоянию.

Мысленно поблагодарил его за это, потому что разноцветное мельтешение медленно сходит на нет, уступая место тупой боли. Как человечество умудрилось научиться создавать биомехов и до сих пор не смогло найти лекарство от этого?! Каждый раз, когда случается приступ, он думает об этом с раздражением, которое перерастает в бессильную злобу.

— Началось… — простонал он, хватаясь за голову. — Левая, это плохо.

— О чем ты? Давай, Ноэль. Почти пришли.

Поднялись на четвертый, вошли в квартиру, он, игнорируя Нанико, скинул обувь и почти бегом кинулся к постели.

— Что с ним?

— Мигрень. — ответил Рён.

— Закрою окна.

Он залез под одеяло, накрылся с головой и почувствовал, как нутро скрутил первый спазм. Все пропало, приступ точно будет ужасным, потому что, когда болит левая часть головы — это настоящая задница.

Рён

сел на край постели. Это тоже плохо, лучше бы ему уйти, потому что предстать перед ним в таком состоянии унизительно, а сделать он ничего не может.

— Иди домой. — попросил он.

— Не прогоняй меня. Я помогу, если что-то…

— Оно случится, можешь поверить. — он зевнул. — Вот, уже зевать начал.

— Я не понимаю, о чем ты.

— Когда начинается приступ, организм как будто пытается заставить меня поспать. Мне кажется, это защита от боли.

— Да что это за болезнь такая?

— Можешь пробить по UwUпоиску, пока идешь домой.

— Я не уйду. — упрямо повторил Рён.

Ну, как хочешь.

Сначала начала болеть бровь, потом боль распространилась на глаз и всю левую часть головы. Он тяжело задышал, сжал зубами край наволочки и закрыл глаза. Усилилась тошнота, в животе заурчало, по ощущениям начался приступ морской болезни. Он застонал. Распирающая боль в глазнице достигла пика через некоторое время, казалось, что в глаз воткнули раскаленный прут и забивают его молотком еще глубже.

В состоянии полубреда почувствовал, что кто-то лег рядом. Он вцепился в него ледяными потными руками, но глаз не открыл.

Скрутился в комок, пытаясь справиться с тошнотой, но проиграл — вскочил и побежал в туалет. Упал на колени перед унитазом, успел чудом. Тело сотрясается от спазмов, блевать хочется, но нечем. Легче не стало.

— Держи. — Рён протянул ему чашку. — Там вода, прополощи рот.

Прополоскал, сплюнул, прислонился спиной к стене и замер, наслаждаясь мгновением передышки. Голова продолжает болеть так, будто ее разрывает изнутри.

— Пойдем обратно. — Рён поднимает его, взяв за локоть.

— Это не конец. — пробормотал он.

— Ничего.

В этот раз Рён лег рядом и прижался лбом к его лбу. Он теплый, приятно пахнет, его присутствие успокаивает. Жаль, что снять приступ он не может. Гладит его по волосам, в ладони сжимает его потные руки. Разве он не отвратителен сейчас? Как он может находиться так близко?

От боли начал плакать, тихо, хотя обычно рыдает не стесняясь. Череп вот-вот взорвется, приступ рвоты не за горами, ноги и руки ледяные, будто вся кровь скопилась в голове и безжалостно давит на ее стенки.

— Дайте ведро. — попросил он.

Нанико принесла таз, который уже три года пылится под раковиной на случай, если горячей воды снова не будет. Надо же, пригодился.

Его снова вырвало, болезненно, потому что желудок пустой с самого утра. Рён гладит его по спине, мило, конечно, до слез.

Так и уснул, прижавшись к нему, обессиленный и измученный.

Проснулся в темноте, не понимая, что происходит. Потрогал лежащего рядом человека, убедился, что это Рён, и снова откинулся на подушку. После приступа накрывает ощущение безграничного счастья, потому что боль исчезает. В такие моменты можно снова разрыдаться, только от облегчения.