А.и Б. Стругацкие. Собрание сочинений в 10 томах. Т.10
Шрифт:
— А что со мной случилось? — пробормотал Глухов затравленно,— Со мной все в порядке. Ничего со мной не случилось... и не случалось...
Вечеровский, не глядя, протянул руку вправо, извлек из скрытого холодильника сифон и высокий стакан. Зашипела струя, стакан очутился перед Глуховым, но тот пить не стал, даже в руки его не взял и посмотрел на него, как будто это отрава какая-то. Он только облизнул сухие губы сухим языком и еще глубже засунул слабые свои лапки между колен.
— Это все вздор... Это вздор какой-то,
Малянов смотрел на него пристально.
— Если это жулики, надо их вывести на чистую воду, так? — спросил он свирепо.
— Конечно, конечно... Но как?
— Для начала каждый должен рассказать все, что знает про них.
— Безусловно, разумеется...— Глухов снова облизнулся.— Но ведь я... Вы, кажется, решили, будто я что-то знаю про них. Но ведь я ничего не знаю, уверяю вас.
— Ничего?
— Право же, ничего... Тут какая-то ошибка...
— Так-таки и ничего? — продолжал наседать Малянов, значительно прищуриваясь.
— Ни-че-го! — неожиданно твердо отчеканил Глухов. Словно точку поставил на этой теме.
Глухов выпростал руки из колен, проглотил свой кофе и сейчас же запил водой из стакана. На лице его вновь обозначился румянец. Он улыбнулся и, неумело изображая развязность, вольготно расположился в кресле, засунув большие пальцы рук под подтяжки.
Малянов ел его глазами, но Глухова все эти взгляды вроде бы и не волновали вовсе — он, казалось, совершенно оправился от своего неодолимого страха и держал теперь себя как ни в чем не бывало.
— Но сами-то вы верите, что это жулики? — спросил наконец Малянов.
— А представления не имею,— ответил Глухов все с той же судорожной развязностью,— Откуда же мне это знать, посудите сами, Дмитрий Алексеевич?
— Ну а все-таки?..
— Отстань от человека,— негромко сказал Вечеровский.— Ты прекрасно понимаешь, что это не жулики.
— То есть? Откуда это следует?
— Если бы ты считал их обыкновенными жуликами, ты бы уже был в милиции, а не здесь...
— Как это, интересно, я попрусь в милицию? А факты?
— Вот именно,— сказал Вечеровский.— Факты. Факты, дорогой мой! Так что не тешь себя иллюзиями, это не жулики. Какое дело жуликам до твоих полостей устойчивости?
— А какое дело до них инопланетным пришельцам?
— Тебе же объяснили, какое. И объяснили весьма логично. Твоя работа в перспективе выводит человечество в ряды сверхцивилизаций, делает нас их соперниками во Вселенной. Естественно, они предпочитают расправиться с соперником, пока тот еще в колыбели. Как это сделать? Высаживать десанты? Взрывать арсеналы? Зачем? Надо именно так: тихо, бесшумно, почти безболезненно скальпелем по самому ценному, что есть у человечества,— по перспективным исследованиям...
— Бог ты мой, Фил! Ты же сам
Вечеровский кривовато усмехнулся.
— Милый мой, откуда тебе знать, как ведет себя сверхдоброта? Не доброта, заметь себе, пожалуйста, а сверхдоброта.
— Все равно, все равно...— Малянов замотал щеками,— Методы... Методы, Фил! Ты пойми, это сверхмощная организация...
Он же способен исчезать и появляться мгновенно... это же как волшебство! Если сверхцивилизация, то они, с нашей точки зрения, почти всемогущи. И вдруг такая дешевка — доведение до самоубийства, шантаж, подкуп...
— Что ты знаешь о сверхцивилизациях?
— Нет-нет. Все равно. Нецелесообразно.
— Какова целесообразность моста — с точки зрения рыбы? — провозгласил Вечеровский.— Когда тебе на щеку садится комар, ты бьешь по нему с такой силой, что мог бы уничтожить всех комаров в округе. Это целесообразно?
— Я понимаю, что ты хочешь сказать. Но дело даже не в этом. Как ты не чувствуешь несоразмерности? При их всемогуществе... Ну зачем им поднимать весь этот шум? Зачем им нужно, чтобы Малянов бегал по знакомым и жаловался в милицию? Зачем? Ведь куда проще было подсунуть ему тухлого омара — и концы.
— Н-ну, значит, они принципиальные противники убийства,— сказал Вечеровский, снова принимаясь разливать кофе.— Сверхгуманность.
— Ага, ага, шантажировать можно, а убивать нельзя. Ну ладно... Можно же и без убийства, в рамках, так сказать, гуманности... Можно так, например,— садится Малянов работать над своей статьей, и сейчас же у него разбаливается живот, да так, что никакого терпежу нет, и уже ни о какой работе говорить невозможно. Отложил работу — все прошло, снова взялся за нее...
Тут Малянов замолчал, потому что заметил, что Вечеровский его не слушает. Вечеровский сидел к нему боком и, крутя в пальцах драгоценную трубку, пристально глядел на Глухова, а Глухов вдруг забеспокоился, зашевелился, снова съежился в кресле, и глазки его приняли выражение, как у загнанного зверька.
— Что вы на меня смотрите, Филипп Павлович? — жалобно проскрипел он.
— Прошу прощенья,— сейчас же отозвался Вечеровский и, отведя глаза, принялся старательно выбивать и вычищать трубку.
— Нет, позвольте! — снова заскрипел Глухов, но теперь уже не жалобно, а скорее даже вызывающе.— Я ваш взгляд понимаю вполне определенным образом... Я и раньше замечал такие взгляды... И ваши прежние намеки! Я хотел бы изъясниться сейчас же и окончательно! И пусть Дмитрий Алексеевич присутствует... Посудите сами, Дмитрий Алексеевич,— он повернулся к Малянову,— будьте судьей. Да, у меня было нечто подобное... Но это аллергия, и не более того. Болезнь века, как говорится...
— Не понимаю,— сказал Малянов сердито.