А.и Б. Стругацкие. Собрание сочинений в 10 томах. Т.10
Шрифт:
— А ну, верни диван! Мне отвечать за него, понял?
— А пошел ты к черту,— говорит детина, озираясь.
Саша, подскочив, хватает детину за гавайку. Детина сейчас же хватает Сашу за майку на груди. Видно, что оба не дураки подраться.
Но тут дверь распахивается и на пороге появляется грузный рослый мужчина в лоснящемся костюме. Лицо у него надутое, бульдожье, движения властные, хозяйские, уверенные, под мышкой — папка на «молнии».
— Корнеев! — говорит он прямо с порога.— Где диван?
Детина и Саша
— Какой еще диван? — вызывающе осведомляется детина.
— Вы мне это прекратите, Корнеев! — объявляет мужчина с папкой.— Сами знаете, какой диван.
Он проходит в комнату, а за ним входят: Эдик Почкин, очень серьезный и сосредоточенный; плешивый и бородатый, странного вида человек в золотом пенсне и смазных сапогах; Хома Брут в своей кепочке, сдвинутой на правый глаз. Саша кидается одеваться. Пока он одевается, в комнате развивается скандальчик.
— Не знаю я никакого дивана,— заявляет Корнеев.
— Я вам объяснял, Модест Матвеевич,— говорит Эдик человеку с папкой,— Это не есть диван, это есть прибор...
— Для меня это диван,— прерывает его Модест Матвеевич, достает записную книжку и заглядывает в нее.— Диван мягкий полуторный, инвентарный номер одиннадцать — двадцать три. Диван должен стоять. Если его будут все время таскать, то считайте: обшивка порвана, пружины поломаны.
— Там нет никаких пружин,— терпеливо объясняет Эдик.— Это прибор. С ним работают.
— Этого я не знаю,— заявляет Модест Матвеевич, пряча книжку.— Я не знаю, что это у вас за работа с диваном. У меня вот дома тоже есть диван, и я знаю, как на нем работают.
— Мы это тоже знаем, как вы работаете,— угрюмо говорит Корнеев.
— Вы это прекратите,— немедленно требует Модест Матвеевич, поворачиваясь к нему.— Вы здесь не в пивной, вы здесь в учреждении!
— Терминологические споры, товарищи,— восклицает вдруг высоким голосом плешивый,— могут завести нас только в метафизический тупик! Терминологические споры мы должны, товарищи, решительно отмести, как несоответствующие и уводящие. А нам, товарищи, требуются какие споры? Нам, товарищи, требуются споры, с одной стороны, соответствующие, а с другой — наводящие. Нам требуются принципиальные споры, товарищи!
— Вы мне это прекратите, товарищ профессор Выбегалло! — решительно прерывает его Модест Матвеевич.— Нам тут не требуется никаких споров. Нам тут требуется диван, и немедленно.
— Правильно! — подхватывает профессор Выбегалло.— Мы решительно отметаем все и всяческие споры, и мы требуем, общественность требует, наука требует, товарищ Корнеев, чтобы диван был немедленно ей возвращен. В распоряжение моего отдела.
Все четверо начинают говорить разом.
Эдик. Модест Матвеевич, это не диван! Это транслятор универсальных превращений! Ему не в музее место, его здесь вы по ошибке поместили, мы на него заявку еще два года назад написали!..
Корнеев_(Выбегалле)._Ну
Модест Матвеевич. Вы мне это прекратите, товарищи! Диван есть диван, и кто на нем будет спать или там работать, это решает администрация! Я лишнюю графу в отчетности из-за ваших капризов вводить не намерен! Мы еще назначим комиссию и посмотрим, может быть, вы его повредили, пока таскали, товарищ Корнеев!..
Выбегалло. Я ваши происки, товарищ Корнеев, отметаю решительно, раскаленной метлой! Я такую форму научной дискуссии не приемлю! Принципиальности у вас не хватает, товарищ
Корнеев! Чувства ответственности! Нет у вас гордости за свой институт, за нашу науку!..
Пока продолжается этот гомон, Саша оделся и, широко раскрыв глаза и приоткрыв рот, слушает, застегивая верхнюю пуговицу на рубашке.
Хома Брут тоже не вмешивается. Он прислонился к притолоке, достал из-за уха сигаретку, раскурил ее от указательного пальца и через дымок подмигивает Саше, ухмыляется и кивает в сторону спорящих, как бы говоря: «Во дают!»
Тут Модест Матвеевич замечает развалившуюся раскладушку. Все замолкают. В наступившей тишине Модест Матвеевич озирает по очереди всех присутствующих. Взгляд его останавливается на Саше. Саша, не дожидаясь вопросов, виновато произносит:
— Она сама развалилась... Я встал, а она — раз!..
— Почему вы здесь спите? — грозно осведомляется Модест Матвеевич.
— Это наш новый заведующий вычислительным центром,— вступается Эдик.— Привалов Александр Иванович.
— Почему вы здесь спите, Привалов? — вопрошает Модест Матвеевич.— Почему не в общежитии?
— Ему комнату не успели отремонтировать,— поспешно говорит Эдик.
— Неубедительно.
— Что же ему — на улице спать? — злобно спрашивает Корнеев.
— Вы это прекратите,— говорит Модест Матвеевич.— Есть общежитие, есть гостиница, а здесь музей. Госучреждение. Если все будут спать в музеях... Вы откуда, Привалов?
— Из Ленинграда,— мрачно отвечает Саша.
— Вот если я приеду к вам в Ленинград и пойду спать в Эрмитаж?
Саша пожимает плечами.
— Пожалуйста!
Эдик обнимает Сашу за талию.
— Модест Матвеевич, это не повторится. Сегодня он будет спать в общежитии. А что касается раскладушки...— Он щелкает пальцами. Раскладушка тут же самовосстанавливается.
— Вот это другое дело,— великодушно говорит Модест Матвеевич.— Вот всегда бы так и действовали, Почкин. Ограду бы починили... Лифт у нас не кондиционный...
Корнеев берется руками за голову и стонет сквозь стиснутые зубы.
— По-моему, эти стоны со стороны товарища Корнеева являются выпадом,— визгливо и мстительно вмешивается Выбегалло.