А.и Б. Стругацкие. Собрание сочинений в 10 томах. Т.5
Шрифт:
Институт опустел. Была половина девятого. Весь город спал. Мне очень хотелось отправиться вместе со всеми на полигон, но, делать нечего — я вздохнул и пустился во второй обход.
Я, зевая, шёл по коридорам и гасил везде свет, пока не добрался до лаборатории Витьки Корнеева. Витька Выбегалловыми экспериментами не интересовался. Он говорил, что таких, как Выбегалло, нужно беспощадно передавать Хунте в качестве подопытных животных на предмет выяснения, не являются ли они летальными мутантами. Поэтому Витька никуда не поехал, а сидел на диване-трансляторе,
— С Новым годом, — сказал я.
— С Новым годом, — приветливо отозвался Эдик.
— Вот пусть Сашка скажет, — предложил Корнеев. — Саша, бывает небелковая жизнь?
— Не знаю, — сказал я. — Не видел. А что?
— Что значит — не видел? М-поле ты тоже никогда не видел, а напряжённость его рассчитываешь.
— Ну и что? — сказал я. Я смотрел на окуня в ванне. Окунь плавал кругами, лихо поворачиваясь на виражах, и тогда было видно, что он выпотрошен. — Витька, — сказал я, — получилось всё-таки?
— Саша не хочет говорить про небелковую жизнь, — сказал Эдик. — И он прав.
— Без белка жить можно, — сказал я, — а вот как он живёт без потрохов?
— А вот товарищ Амперян говорит, что без белка жить нельзя, — сказал Витька, заставляя струю табачного дыма сворачиваться в смерч и ходить по комнате, огибая предметы.
— Я говорю, что жизнь — это белок, — возразил Эдик.
— Не ощущаю разницы, — сказал Витька. — Ты говоришь, что если нет белка, то нет и жизни.
— Да.
— Ну, а это что? — спросил Витька. Он слабо помахал рукой.
На столе рядом с ванной появилось отвратительное существо, похожее на ежа и на паука одновременно. Эдик приподнялся и заглянул на стол.
— Ах, — сказал он и снова лёг. — Это не жизнь. Это нежить. Разве Кощей Бессмертный — это небелковое существо?
— А что тебе надо? — спросил Корнеев. — Двигается? Двигается. Питается? Питается. И размножаться может. Хочешь, он сейчас размножится?
Эдик вторично приподнялся и заглянул на стол. Ёж-паук неуклюже топтался на месте. Похоже было, что ему хочется идти на все четыре стороны одновременно.
— Нежить не есть жизнь, — сказал Эдик. — Нежить существует лишь постольку, поскольку существует разумная жизнь. Можно даже сказать точнее: поскольку существуют маги. Нежить есть отход деятельности магов.
— Хорошо, — сказал Витька.
Ёж-паук исчез. Вместо него на столе появился маленький Витька Корнеев, точная копия настоящего, но величиной с руку. Он щёлкнул маленькими пальчиками и создал микродубля ещё меньшего размера. Тот тоже щёлкнул пальцами. Появился дубль величиной с авторучку. Потом величиной со спичечный коробок. Потом — с напёрсток.
— Хватит? — спросил Витька. — Каждый из них маг. Ни в одном нет и молекулы белка.
— Неудачный пример, — сказал Эдик с сожалением. — Во-первых, они ничем принципиально не отличаются от станка с программным управлением. Во-вторых, они являются не продуктом развития, а продуктом
— Много ты знаешь об эволюции, — сказал грубый Корнеев. — Тоже мне Дарвин! Какая разница, химический процесс или сознательная деятельность. У тебя тоже не все предки белковые. Пра-пра-праматерь твоя была, готов признать, достаточно сложной, но вовсе не белковой молекулой. И может быть, наша так называемая сознательная деятельность есть тоже некоторая разновидность эволюции. Откуда мы знаем, что цель природы — создать товарища Амперяна? Может быть, цель природы — это создание нежити руками товарища Амперяна. Может быть…
— Понятно, понятно. Сначала протовирус, потом белок, потом товарищ Амперян, а потом вся планета заселяется нежитью.
— Именно, — сказал Витька.
— А мы все за ненадобностью вымерли.
— А почему бы и нет? — сказал Витька.
— У меня есть один знакомый, — сказал Эдик. — Он утверждает, будто человек — это только промежуточное звено, необходимое природе для создания венца творения: рюмки коньяка с ломтиком лимона.
— А почему бы, в конце концов, и нет?
— А потому, что мне не хочется, — сказал Эдик. — У природы свои цели, а у меня свои.
— Антропоцентрист, — сказал Витька с отвращением.
— Да, — гордо сказал Эдик.
— С антропоцентристами дискутировать не желаю, — сказал грубый Корнеев.
— Тогда давай рассказывать анекдоты, — спокойно предложил Эдик и сунул в рот ещё один леденец.
Витькины дубли на столе продолжали работать. Самый маленький был уже ростом с муравья. Пока я слушал спор антропоцентриста с космоцентристом, мне пришла в голову одна мысль.
— Ребятишечки, — сказал я с искусственным оживлением. — Что же это вы не пошли на полигон?
— А зачем? — спросил Эдик.
— Ну, всё-таки интересно…
— Я никогда не хожу в цирк, — сказал Эдик. — Кроме того: уби нил валес, иби нил велис [17] .
— Это ты о себе? — спросил Витька.
— Нет. Это я о Выбегалле.
— Ребятишечки, — сказал я, — я ужасно люблю цирк. Не всё ли вам равно, где рассказывать анекдоты?
17
Где ты ни на что не способен, там ты не должен ничего хотеть (лат.).
— То есть? — сказал Витька.
— Подежурьте за меня, а я сбегаю на полигон.
— А что надо делать?
— Обесточивать, гасить пожары и всем напоминать про трудовое законодательство.
— Холодно, — напомнил Витька. — Мороз. Выбегалло.
— Очень хочется, — сказал я. — Очень всё это таинственно.
— Отпустим ребёнка? — спросил Витька у Эдика.
Эдик покивал.
— Идите, Привалов, — сказал Витька. — Это будет вам стоить четыре часа машинного времени.