А.и Б. Стругацкие. Собрание сочинений в 10 томах. Т.7
Шрифт:
— Да, — сказал Голем.
— Или вы подняли восстание?
— Да, — сказал Голем.
— А может быть, война началась?
— Да, — сказал Голем. — Да, да, да, да. Убирайтесь отсюда.
— Ладно, — сказал Виктор. Он повернулся, чтобы идти, но остановился.
— А Диана? — спросил он.
— Ей ничего не грозит, — сказал Голем. — И мне тоже. Никому из нас ничего не грозит. Во всяком случае, до шести. Может быть, до семи.
— Вы мне отвечаете за Диану, — сказал Виктор тихо.
Голем вынул носовой платок и вытер шею.
— Я отвечаю за все, — сказал он.
— Да? Я бы предпочел, чтобы вы отвечали только за Диану.
— Вы мне надоели, — сказал
Виктор повернулся и пошел к лестнице. Зурзмансора за конторкой не было, только тлела лампочка над толстой клеенчатой тетрадью.
— Банев, — позвал Р. Квадрига из какого-то темного угла. — Куда ты? Пойдем!
— Не могу же я тащиться под дождем в шлепанцах? — сердито отозвался Виктор, не оборачиваясь. Выперли, думал он. Из гостиницы они нас выперли. А может быть, из ратуши они нас тоже выперли. И может быть, из города… А дальше что?
У себя в номере он быстро переоделся и натянул плащ. Квадрига неотступно путался под ногами.
— Так и пойдешь в халате? — спросил Виктор.
— Он теплый, — сказал Квадрига. — А дома еще есть.
— Болван, иди оденься.
— Не пойду, — твердо сказал Квадрига.
— Пойдем вместе, — предложил Виктор.
— Нет. И вместе не надо. Да ты не бойся, я так… Я привык…
Квадрига был как пудель, рвущийся гулять. Он подпрыгнул, заглядывая в глаза, громко дышал, тянул за одежду, подбегал к двери и возвращался. Убеждать его было бесполезно. Виктор сунул ему свой старый плащ и задумался. Он вынул из стола документы и деньги, рассовал их по карманам, закрыл окно и погасил свет. Затем он отдался на волю Квадриге.
Доктор гонорис кауза, нагнув голову, стремительно протащил его через коридор, по служебной лестнице, мимо темной холодной кухни, выпихнул его в дверь под проливной дождь в кромешную темноту и выскочил следом.
— Слава богу, выбрались, — сказал он. — Бежим!
Но бегать он не умел. Его одолевала одышка, да и темно было так, что идти приходилось почти наощупь, держась за стены. Разве только общее направление можно было угадывать по уличным фонарям, горевшим вполнакала, да кое-где сквозь щели в занавесках просачивался красноватый свет. Дождь сыпал без передышки, но улицы не были совершенно пустынны; кто-то переговаривался вполголоса, мяукал грудной младенец, пару раз проезжали тяжелые грузовики, какая то телега прогремела железными ободьями по асфальту. «Все бегут, — бормотал Квадрига. — Все удирают. Одни мы тащимся…» Виктор молчал. Под ногами хлюпало, туфли промокли, по лицу ползла мутноватая вода. Квадрига цеплялся как клещ, все это было гадко, бездарно, и тащиться предстояло через весь город, и конца этому не было видно. Он налетел на водосточную трубу, что-то хрустнуло, Квадрига оторвался и сейчас же плачуще заорал на весь город: «Банев! Где ты?» Пока они шарили в мокрой темноте, ища друг друга, над головами хлопнуло окошко, придушенный голос осведомился: «Ну, что слышно?» «Темно, так и не так…»
— ответил Виктор. «Точно! — с энтузиазмом подхватил голос. — И воды нет… Хорошо, мы корыто успели набрать.» «А что будет?» — спросил Виктор, придерживая Квадригу, рвущегося вперед. После некоторого молчания голос произнес: «Эвакуацию объявят, не иначе… Эх, жизнь!» И окошко захлопнулось. Потащились дальше. Квадрига, держась за Виктора обеими руками, принялся сбивчиво рассказывать, как он проснулся от ужаса, спустился вниз и увидел там этот шабаш… Налетели впотьмах на грузовик, ощупью обогнули его и налетели на человека с каким-то грузом. Квадрига опять заорал. «В
Квадрига больше не бормотал, а только пыхтел и постанывал. Несколько раз он падал, увлекая за собой Виктора. Они извозились как свиньи. Виктор совершенно отупел и больше не ругался, пелена покорной апатии обволокла мозг, надо было идти, отпихивать невидимых встречных, снова и снова поднимать Квадригу за ворот разбухшего халата, нельзя было только останавливаться и ни в коем случае нельзя было идти назад. Что-то вспомнилось ему, что-то давно бы шее, позорное, горькое, неправдоподобное, только тогда было зарево и людская каша на улицах, и вдали дома с окнами, заклеенные крест-накрест, и в лицо летел пепел, и вонь горелой бумаги, а на крыльцо красивого особняка с огромным национальным флагом вышел высокий полковник в роскошной лейб-гусарской форме, снял фуражку и застрелился, а мы ободранные, окровавленные, проданные, преданные, тоже в гусарской форме, но уже не гусары, а почти дезертиры засвистели, заржали, заулюлюкали, и кто-то запустил в труп полковника обломок своей сабли…
— А ну, стой! — шепотом сказали из темноты и уперлись в грудь чем-то знакомым. Виктор машинально поднял руки.
— Как вы смеете! — взвизгнул Квадрига у него за спиной.
— А, ну, тихо, — сказал голос.
— Караул! — заорал Квадрига.
— Тише, дурак, — сказал ему Виктор. — Сдаюсь, сдаюсь, — сказал он в темноту, откуда упирались в грудь стволом автомата и тяжело дышали.
— Стрелять буду! — испуганно предупредил голос.
— Не надо, — сказал Виктор. — Мы же сдаемся. — В горле у него пересохло.
— А ну, раздевайся! — скомандовал голос.
— То-есть как?
— Ботинки снимай, плащ снимай, штаны…
— Зачем?
— Быстро, быстро! — прошипел голос.
Виктор присмотрелся, опустил руки, шагнул в сторону и, ухватившись за автомат, задрал ствол вверх. Грабитель пискнул, рванулся, но почему-то не выстрелил. Оба натужно кряхтели, выворачивая друг у друга оружие. «Банев! Где ты?» — в отчаянии вопил Квадрига. Наощупь и по запаху человек с автоматом был солдат. Некоторое время он рыпался, но Виктор был гораздо сильнее.
— Все, — сказал Виктор сквозь зубы. — Все… Не дергайся, а то по морде получишь.
— А вы пустите! — прошипел солдат, слабо сопротивляясь.
— Тебе зачем мои штаны? Ты кто такой?
Солдат только пыхтел. «Виктор! — вопил Квадрига уже где-то вдалеке. — А-а-а!» Из-за угла вывернула машина, осветила на секунду фарами знакомое веснушчатое лицо, круглые от страха глаза под каской и умчалась.
— Э, а я ведь тебя знаю, — сказал Виктор. — Ты что же людей грабишь? Отдай автомат.