А.П.Чехов в воспоминаниях современников
Шрифт:
Приезжая в Россию, отцы Филарет и Феодосий на время забывали вся тяготы строгой афонской жизни и несколько уклонялись от своих иноческих обетов. Это были два противоположные характера и, пожалуй даже, два непримиримых врага. Вероятно, монастырь и посылал их на судне в Россию вдвоем, чтобы они взаимно /56/ контролировали друг друга. Оба они очень часто посещали Павла Егоровича и даже иногда и проживали у него по нескольку дней. Когда они были вместе, то оба вели себя корректно и упорно отказывались от всяких приглашений выпить и
– Паша, дай-ка ты мне стаканчик сантуринского, покамест Филарета нету, - обращался о.Феодосий к Павлу Егоровичу.
– У нас в монастыре в этот час завсегда вино дают стомаха* ради и от немощей.
______________
* желудка (церк.-слав.).
Отец Филарет, в свою очередь, перед тем как выпить, оглядывался по сторонам и говорил:
– Давай скорее горшки, пока Хведосiя нема...
– А при отце Феодосии разве вы не можете выпить?
– задают ему вопрос.
– Хведосiй - ябеда!
– следует лаконический ответ Филарета.
Если же подобный вопрос задать о.Феодосию, он начинает усиленно мотать головою, закрывает глаза и под строжайшим секретом сообщает:
– Такой наушник, что и не приведи господь. Ежели в монастыре какая каверза вышла, то вся братия уже так и знает, что тут без Филарета не обошлось... Осудил, прости меня, богородица Одигитрия... Искушение...
Приходя в лавку и просиживая в ней по целым часам за сантуринским, о.Феодосий любил повествовать об Афоне. Его слушателями обыкновенно являлись завсегдатаи и Антоша.
– На Афоне благодать почиет, - повествует он.
– На Афоне - всё иначе, лучше. Вот, к слову сказать, афонский грецкий орех. Скушай, Антоша, и посмотри, что за сладость... Сахар, а не орех... так и все там - одна сладость...
Антоша съедает орех и не находит в нем ничего особенного. Монах тоже съедает штуки три и затем обращается с просьбою:
– Дай-ка, Антоша, пряничка сладенького - горечь заесть...
Завсегдатаи любят спорить с о.Феодосием, и сейчас же один из них придирается к нему: /57/
– Как же вы, батюшка, говорили, что на Афоне у вас сладость, а сами горечь пряником заедаете?
– Это я - от немощи, а у нас действительно все сладость, - нисколько не смущается монах.
– А как у вас производится вечное поминание усопших жертвователей?
– продолжает завсегдатай.
– А так: ты пожертвуешь, а мы твое имя в книгу запишем и будем поминать до скончания века. У нас этих книг - многое множество: два подвала больших от пола до потолка завалены. Есть которые даже и сгнили от ветхости... Во время проскомидии становится перед царскими вратами душ десяток монахов, развертывают книги и начинают читать: Анны, Марфы, Никифора, Митрофана... Ежели ты тут, то и тебя прочтут... И так до конца века...
– И много душ помянут?
– А сколько
– Как же с теми книгами поступаете, которые в погребах сгнили?
– По тем книгам сам господь поминает во царствии своем...
– Значит, вы - жулики и мошенники!
– решает злорадно завсегдатай.
– Берете с меня деньги, чтобы поминать меня вечно, а я у вас в погребе сгнил... Пропали мои деньги, и душа пропала... Мошенники вы и есть...
Отец Феодосий озадачен и не знает, что отвечать.
– Монах есть свет миру!
– вдруг выпаливает он.
– Без монаха мир давно пропал бы.
– Свет или не свет, а вы - мошенники, - стоит на своем завсегдатай.
– Монах есть столп!
– продолжает о.Феодосий.
– Мало ли столбов! Вон и фонарь на столбе стоит, - потешается завсегдатай.
– Монах есть светильник, - надрывается инок.
– Он вам всем светит...
– Хорош светильник!
– иронизирует противник.
– Приедет сюда - водку пьет, вино пьет и до отвала ест...
– Неправда!
– хрипит о.Феодосий.
– Инок есть ангельский чин. Он есть пост и воздержание...
– Какое же это воздержание, коли ты на наших глазах четвертый стакан сантуринского хлещешь?.. /58/
– А хоть бы и пятый?
– начинает уже злиться о.Феодосий.
– Если тебе бог ума не дал, то и молчи!
– Ладно. Я без ума, да честный человек, а ты с умом, да мошенник и обманщик... Вечное поминовение выдумали...
– Ежели я - мошенник, то ты - дурак. И за эти слова с тебя на страшном судилище взыщется...
Отец Феодосий брызжет слюною. Все завсегдатаи дружно хохочут. Смеются и Андрюшка с Гаврюшкой. Один только Антоша делает над собою усилие, чтобы не засмеяться. Он чувствует, что монах прижат к стене, - и ему жаль его.
– Что, отче, съел?
– допекает торжествующий завсегдатай.
– Уже до судилища договорился...
Отец Феодосий растерянно смотрит по сторонам, как бы ища защиты, и потом вдруг, точно озаренный свыше, отвешивает земной поклон обидчику.
– Прости Христа ради... Я, грешный, ввел тебя в искушение...
Теперь завсегдатай чувствует страшное смущение и даже неожиданный испуг.
– Что ты, что ты, отец Феодосий!
– бормочет он.
– Зачем в ноги?.. Это у нас только так разговор был...
Монах поднимается и обводит всех торжествующим взглядом: он победил, и победил - смирением, как и подобает иноку...
– Прикажи-ка, Антоша, подать на мировую еще стаканчик сантуринского, - говорит он примирительным тоном.
Вино приносят. В дверях вдруг совершенно неожиданно появляется Филарет и устремляет грозный солдатский взгляд на стакан.
– Мы тут... тово... богомыслием... богомыслием занимаемся, - начинает лепетать о.Феодосий.
– Вижу, що богомыслием, - круто обрывает о.Филарет.
– Давай и мiнi вина! Чем я хуже Хведосiя?!