А.С. Пушкин Маленькие Трагедии

Пушкин Александр Сергеевич

Председатель

Он выбыл первый Из круга нашего. Пускай в молчаньe Мы выпьем в честь его.

Молодой человек

Да будет так!

Все пьют молча.

Председатель

Твой голос, милая, выводит звуки Родимых песен с диким совершенством; Спой, Мери, нам уныло и протяжно, Чтоб мы потом к веселью обратились Безумнее, как тот, кто от земли Был отлучен каким-нибудь виденьем.

Мери

(поёт)

Было время, процветала В мире наша сторона: В

воскресение бывала Церковь божия полна; Наших деток в шумной школе Раздавались голоса, И сверкали в светлом поле Серп и быстрая коса. Ныне церковь опустела; Школа глухо заперта; Нива праздно перезрела; Роща тёмная пуста; И селенье, как жилище Погорелое, стоит, — Тихо всё. Одно кладбище Не пустеет, не молчит. Поминутно мёртвых носят, И стенания живых Боязливо бога просят Упокоить души их! Поминутно места надо, И могилы меж собой, Как испуганное стадо, Жмутся тесной чередой! Если ранняя могила Суждена моей весне — Ты, кого я так любила, Чья любовь отрада мне, — Я молю: не приближайся К телу Дженни ты своей, Уст умерших не касайся, Следуй издали за ней. И потом оставь селенье! Уходи куда-нибудь, Где б ты мог души мученье Усладить и отдохнуть. И когда зараза минет, Посети мой бедный прах; А Эдмонда не покинет Дженни даже в небесах!

Председатель

Благодарим, задумчивая Мери, Благодарим за жалобную песню! В дни прежние чума такая ж, видно, Холмы и долы ваши посетила, И раздавались жалкие стенанья По берегам потоков и ручьев, Бегущих ныне весело и мирно Сквозь дикий рай твоей земли родной; И мрачный год, в который пало столько Отважных, добрых и прекрасных жертв, Едва оставил память о себе В какой-нибудь простой пастушьей песне, Унылой и приятной... Hет, ничто Так не печалит нас среди веселий, Как томный, сердцем повторённый звук!

Мери

О, если б никогда я не певала Вне хижины родителей моих! Они свою любили слушать Мери; Самой себе я, кажется, внимаю, Поющей у родимого порога. Мой голос слаще был в то время: он Был голосом невинности...

Луиза

Не в моде Теперь такие песни! Но всё ж есть Ещё простые души: рады таять От женских слёз и слепо верят им. Она уверена, что взор слезливый Её неотразим – а если б то же О смехе думала своём, то, верно, Всё б улыбалась. Вальсингам хвалил Крикливых северных красавиц: вот Она и расстоналась. Ненавижу Волос шотландских этих желтизну.

Председатель

Послушайте: я слышу стук колёс!

Едет телега, наполненная мёртвыми телами. Негр управляет ею.

Ага! Луизе дурно; в ней, я думал, По языку судя, мужское сердце. Но так-то – нежного слабей жестокий, И страх живёт в душе, страстьми томимой! Брось, Мери, ей воды в лицо. Ей лучше.

Мери

Сестра моей печали и позора, Приляг на грудь мою.

Луиза

(приходя в чувство)

Ужасный демон Приснился мне: весь чёрный, белоглазый.... Он звал меня в свою тележку. В ней Лежали мёртвые – и лепетали Ужасную, неведомую речь.... Скажите мне: во сне ли это было? Проехала

ль телега?

Молодой человек

Ну, Луиза, Развеселись – хоть улица вся наша Безмолвное убежище от смерти, Приют пиров, ничем невозмутимых, Но знаешь, эта чёрная телега Имеет право всюду разъезжать. Мы пропускать её должны! Послушай, Ты, Вальсингам: для пресеченья споров И следствий женских обмороков спой Нам песню, вольную, живую песню, Не грустию шотландской вдохновенну, А буйную, вакхическую песнь, Рожденную за чашею кипящей.

Председатель

Такой не знаю, но спою вам гимн Я в честь чумы, – я написал его Прошедшей ночью, как расстались мы. Мне странная нашла охота к рифмам Впервые в жизни! Слушайте ж меня: Охриплый голос мой приличен песне.

Многие

Гимн в честь чумы! послушаем его! Гимн в честь чумы! прекрасно! bravo! bravo!

Председатель

(поёт)

Когда могущая Зима, Как бодрый вождь, ведёт сама На нас косматые дружины Своих морозов и снегов, — Навстречу ей трещат камины, И весел зимний жар пиров. * * * Царица грозная, Чума Теперь идёт на нас сама И льстится жатвою богатой; И к нам в окошко день и ночь Стучит могильною лопатой.... Что делать нам? и чем помочь? * * * Как от проказницы Зимы, Запрёмся также от Чумы! Зажжём огни, нальём бокалы, Утопим весело умы И, заварив пиры да балы, Восславим царствие Чумы. * * * Есть упоение в бою, И бездны мрачной на краю, И в разъярённом океане, Средь грозных волн и бурной тьмы, И в аравийском урагане, И в дуновении Чумы. * * * Всё, всё, что гибелью грозит, Для сердца смертного таит Неизъяснимы наслажденья — Бессмертья, может быть, залог! И счастлив тот, кто средь волненья Их обретать и ведать мог. * * * Итак, – хвала тебе, Чума, Нам не страшна могилы тьма, Нас не смутит твоё призванье! Бокалы пеним дружно мы И девы-розы пьём дыханье, — Быть может... полное Чумы!

Входит старый священник.

Священник

Безбожный пир, безбожные безумцы! Вы пиршеством и песнями разврата Ругаетесь над мрачной тишиной, Повсюду смертию распространенной! Средь ужаса плачевных похорон, Средь бледных лиц молюсь я на кладбище, А ваши ненавистные восторги Смущают тишину гробов – и землю Над мёртвыми телами потрясают! Когда бы стариков и жён моленья Не освятили общей, смертной ямы, — Подумать мог бы я, что нынче бесы Погибший дух безбожника терзают И в тьму кромешную тащат со смехом.

Несколько голосов

Он мастерски об аде говорит! Ступай, старик! ступай своей дорогой!

Священник

Я заклинаю вас святою кровью Спасителя, распятого за нас: Прервите пир чудовищный, когда Желаете вы встретить в небесах Утраченных возлюбленные души. Ступайте по своим домам!

Председатель

Дома У нас печальны – юность любит радость.