Аахен – Яхрома
Шрифт:
28. Аю-Даг
1958–2008
В Крыму я бывал с раннего детства, сначала – на Южном берегу. Следовательно, я не мог не запомнить очертаний мыса Аю-Даг, он же Медведь-гора. Он и правда похож на сонного медведя, уткнувшегося носом в бесконечное время. Конечно, это самая гармоничная по форме из прибрежных Крымских гор.
Много позже я влюбился в эту гору еще и благодаря ее названию – нелепому
Назывался бы этот мыс Куцали-Даг или Айос-Орос, все было бы, так сказать, нормально. Но Аю-Даг тем и отличается от Святой горы, то есть Афона, что там нет хотя бы сколько-нибудь внятных следов христианской святости. Откопали вроде бы нищие руины храмиков времен Иордана Готского и кесаря Феодосия – ну и что?
Мусульмане не имели обычая строить места поклонения вдали от городов и сел. На Медведе следов читателей Корана еще меньше, чем христианских. Почему же для крымских татар эта гора Hagios?
Возможно, святость горы восходит к эллинским временам? Это убедительно, ведь древние греки относились к медведям с большим почтением. Но и следы тех, кто придумал «комедию», «медвежью песню», на Аю-Даге стерлись давным-давно.
У меня есть странное предположение. Аю-Даг свят по эстетической причине. Его очертания, увиденные и с востока, и с запада, все время хочется вспоминать и рисовать.
Б
29. Бабин
1977, 1978, 1979
Подниматься в эту маленькую деревеньку надо от предместья Косова, перейдя речку Рыбницу по вихляющемуся подвесному мосту. Потом разбитая глинистая дорога, на которой кое-где торчат лбы отполированных валунов, круто идет вверх, и неба не видно в густом, серебряно-мшистом буковом лесе. По обочине – лисички, рыжики, маслята, белянки, иногда золотые цесарские грибы и, если очень повезет, «баранчик», похожий на аллонжевый парик времен императрицы Марии Терезы.
А потом лес раскрывается пологим и широким зеленым склоном. На нем – дюжина деревянных хат и церковь, будто построенная японцами, случайно перенесенными в Карпаты. Она похожа силуэтом на грибы, обступившие обочину дороги в Бабин, и одновременно – на древнейшие синтоистские храмы. А внутри церкви – чудесное тщание гуцулов. Деревянные стены завешаны килимами со строгими геометрическими узорами. На алтаре – деревянная утварь. В бабинской церкви я впервые увидел потир, выточенный из дерева. Идеальной аскетической формы и гениально украшенный умными народными узорами. Зато какие рипиды, прислоненные к входу в сакристию! Тоже деревянные, но как щедро они покрыты позолотой, и такие пухлые щеки, такие кудрявые волосы у херувимов, улыбающихся из их сердцевин!
На обедне женщины стояли в бабинце, отделенном от средокрестия, как в синагоге, аркой, трогательно расписанной зверями, цветами и ангелами. Празднично наряженные мужчины тяжело смотрели
От церкви виднелась долина Рыбницы и противоположный склон с высаженной из маленьких елочек надписью: «Слава КПРС». С каждым годом деревца подрастали, буквы смазывались – и через два года уже почти не читались.
30. Бадачонь
1998
В путеводителях пишут: «В Бадачони полно пьяных австрийцев». И это правда. Будь я австрийцем, тоже ездил бы в Бадачонь, благо близко. От Москвы туда – как до Перми, а от Вены рукой подать. А вино, безусловно, не хуже, чем с лучших австрийских виноградников и, что важно, – дешевле.
И пейзаж странный. Способствующий этилическому*** блаженству. Под ногами – болотистое озеро Балатон; галдят чайки, низко тянутся с востока пышные облака. За спиной – причудливого вида конические горки, подпоясанные спиральными террасами виноградников.
Счастью Бадачони благоприятствовало – это касается и меня, и австрийцев, и прочих приезжих – то, что мадьярский язык, звучащий в паузах между немецким, русским и английским, герметичен, будто закупоренная бутылка вина.
Венгерское вино способен оценить любой любитель. Венгерский язык – достояние знатоков.
Я не могу понять, как мадьярам удалось сохранить в европейской бутылке свои немыслимые падежи и идиомы.
31. Балабаново
1971
У меня есть повторяющийся сон: я попадаю в Балабаново. Причем это Балабаново оказывается всякий раз другим. То это гористая местность, то морской берег, то что-то отдаленно похожее на настоящее Балабаново, а то и вовсе нечто несусветное. Снится мне этот поселок, расположенный километрах в ста к юго-западу от Москвы, – до него надо доехать по Киевской железной дороге, если направляешься в Боровск.
В Боровске я был больше сорока лет назад. А про Балабаново почти ничего не помню, ведь раза три провел там минут по десять – двадцать в ожидании автобуса в Боровск или электрички в Москву.
Пыльная пристанционная площадь. Какая-то фабрика, спичечная, что ли? Магазин с обычным тогда набором: хлеб, сахар, соль, спички, водка, портвейн, запыленные шоколадные конфеты, кильки в томате. Кудлатая собака, валяющаяся в тени возле магазина. Вот и всё.
32. Балаклава
2008
До конца советской власти Балаклава была наглухо закрытым военным городом, базой подводных лодок. В Севастополь можно было попасть только со специальными документами, а в Балаклаву, кажется, вообще не пускали. Так что я там оказался совсем недавно.