Абандон
Шрифт:
– Чувствуешь? – спросил я, сужая луч фонарика, чтобы посветить вглубь штольни.
– Ясно и отчётливо, – ответила Соня.
– Идём тогда, – кивнул я и первым двинулся вперёд, осторожно ступая по деревянным шпалам, от которых всё ещё едва уловимо пахло креозотом. Наверное, благодаря этому они до сих пор не сгнили в пыль.
– Тут узел, – сказала Соня метров через пятьдесят.
– Всё верно, – подтвердил я после небольшой паузы, сверившись с записями.
– Могу попробовать отсюда.
– Не нужно, – я отрицательно помотал
И мы двинулись дальше.
Штольня, несмотря на явные признаки заброшенности, сохранилась на удивление хорошо. А если учесть, что ей пошла вторая сотня лет, так и просто отлично. Даже масляные фонари под потолком кое-где покачивались. Конечно, в обычных условиях она бы не продержалась так долго; исчезла бы после серии обвалов, разграбленная подчистую. Рельсы бы точно вынесли. Но тут было сердце. А такие заброшки живут куда дольше – до тех пор, пока не придут такие, как мы.
– Достаю, – спокойно сказала Соня.
Куда быстрее, чем обычно!
– Осторожнее только! Прекращай, если почувствуешь… – я хотел сказать, если «почувствуешь жидкость». Такое редко, но бывает, особенно в подземных заброшках, когда на медведя и его напарника выливается, скажем, сотня литров вина. Или нефти. Или даже крови. Что поделать – природа сердца дело непредсказуемое.
Но предупреждение оказалось излишним.
Соня протянула руку в пустоту, особенным жестом, будто вытягивая что-то. Сначала я увидел, как в луче фонарика блеснуло нечто жёлтое.
– Тяжелое, блин, помоги! – крикнула Соня.
Я бросился к ней. Но вовремя сообразил, что происходит, и вместо того, чтобы пытаться удержать извлекаемое сердце, схватил напарницу за талию и потащил её в сторону, проследив, чтобы Бася не упала с её шеи.
Как только я сделал это, пещера наполнилась металлическим грохотом. Поднялась пыль. Я закашлялся.
Через пару минут, когда пыль немного улеглась, мы смогли разглядеть нашу добычу.
Дорога вглубь штольни была перекрыта полностью. Хорошо, что я сообразил отпрыгнуть в сторону выхода! Иначе мы были бы заблокированы, и пришлось бы искать другой выход – надеясь, что он существует.
– Это… что? – растерянно спросила Соня, указывая на груду слитков.
– Не знаю пока, – я опустился на одно колено и подобрал ближайший слиток в форме «кирпича», какие обычно показывают в фильмах, где есть банковские хранилища. Только на этом не было никаких клейм. Слиток был холодным и довольно тяжёлым, – но похоже на золото.
– Серьёзно? – ошарашенно спросила Соня.
– Серьёзно, – кивнул я.
– Твою ж… сколько здесь?
– Несколько тонн, думаю. Как минимум.
– Обалдеть!
– Это мягко сказано.
– Что делать будем?
– Думать, – ответил я, – для начала мы всё хорошенько обдумаем.
Локация 3
Подмосковье, позиционный
Вторую встречу куратор назначил вблизи одного из запретных для нас объектов. Да, такие тоже были, это жизнь, и романтика профессии тут ни при чём. Скорее всего, запрет был наложен из-за возможной природы сердца.
Жёсткой связи между «прижизненным» предназначением заброшки и содержанием сердца нет. В любом месте можно вытащить всё, что угодно. Но есть игра вероятностей. По статистике выходило, что связь всё-таки есть, пускай и косвенная. Например, в заброшенной больнице куда больше шансов получить лекарство, несколько литров крови или опасный патоген, чем, скажем, золото или бочку бензина. Хотя, повторюсь: в нашем деле всегда есть место сюрпризам.
Мы стояли на потрёпанном непогодой крыльце жилого пятиэтажного дома в бывшем военном городке, недалеко от пусковых установок старой системы ПРО. Искать сердца тут было строжайше запрещено.
Это уже вторая встреча с куратором. Вчера мы просто пересеклись на одной из песчаных дорог на карьерах в Воскресенском районе. Тоже знаковое место, когда-то тут был один из самых знаменитых абандонов региона. Тут стояли заброшенные экскаваторы – абзетцеры, добывавшие в открытых карьерах то ли кварцевый песок, то ли апатиты. Я не вникал.
Сердце не могли найти долго, хотя каждое лето десятки пар пытались. И вот, пять лет назад одной паре очень сильно повезло. Говорят, они нашли какое-то технологическое изделие. Огромная удача. Вроде как после этого случая разработка высокотехнологичных оборонительных систем в нашей стране сильно продвинулась… но это слухи, конечно. Прямо о таких вещах никто и никогда не расскажет.
Вчера куратор забрал у нас образец сердца и назначил новую встречу. В противоположной стороне региона.
Конечно, он не просто так выбирал места для встреч. Каждый раз это были тонкие намёки, которые стоило принять во внимание, если есть желание и дальше пользоваться покровительством разных структур, которые легко решают проблемы, скажем, с местными властями в любом регионе, и крайне оперативно.
Место громкой удачи наших коллег и запретное место… что ж, намёк понятен. Но делать нечего – мы уже встали на скользкую дорожку сокрытия результатов поиска. Теперь остаётся только играть до конца, уповая на то, что ни одна секретная контора не бывает всесильной и всезнающей.
– Это чистое золото, – безо всяких предисловий начал куратор, – проба четыре девятки. Как в лучших хранилищах.
– Офигеть, – Соня изобразила вежливое удивление. Я промолчал.
– Объём извлечённого – около трёхсот тонн, – продолжал куратор, – точнее определим, когда всё достанем и занесём в каталог.
Тут даже меня проняло. Я думал, ну тонна – две… а тут – триста! И что теперь с нами сделают? Поменяют правила? Или… о другом варианте думать не хотелось – мы беззащитны перед махиной, которую представлял куратор.