Шрифт:
Annotation
Аббат, осел и девочка.
Авот С.
Глава 1.
Глава 2
Авот С.
Аббат Фрикко
А ббат Фрикко
– Если ты решил, что я любитель маленьких девочек - пойдешь на живодерню, - проворчал аббат Фрикко, поудобнее устраиваясь в заскорузлом седле. При этом могучие складки его живота всколыхнулись под прюнелевой рясой, грубо штопанной и пыльной.
Единственный оппонент аббата, осел по имени Пумперникель, или сокращенно Пумпер, потянулся к буйно растущему вдоль лесной дороги репейнику, совершенно возмутительно игнорируя слова хозяина. Впрочем, других кандидатур для полемики все равно не было, и аббат продолжил:
– Сам посуди, ну разве можно ее было там бросить?
– вопрос был важным и не давал покоя.
– Такую маленькую. В лесу. Одну.
Пумпер продолжал сосредоточенно жевать, чуть прядя ушами. Левое было рваным. Не дождавшись ответа, аббат напустил на себя благодушно-снисходительный вид и скосил глаза. Та самая маленькая девочка с трогательными косичками тем временем шла сбоку, баюкая замурзанную куклу.
– Маленькие дети должны быть рядом с взрослыми, - продолжал убеждать Пумпера аббат.
– Иначе они становятся непредсказуемыми. Шумят. Бегают. Нет ничего хуже, когда шумят и бегают. Мда... вот у нас в монастыре был маленький мальчик. Тоже шумел. И бегал. Настоятель Калеподий от такого беспокойства совсем не мог спать и постоянно пил вино. Уфффф... хорошее вино было у настоятеля...
Фрикко сглотнул, но тут вспомнил о маленькой девочке.
– Обещаешь вести себя хорошо?
– спросил он, строго сдвигая брови.
Девочка равнодушно кивнула, от чего обе косички весело подпрыгнули. Солнце припекало, старательно освещая каждый дубовый листочек, каждый стебелек полыни и хвоща, путалось в заросшей тонзуре аббата. От этого света и лес меж высокими деревьями, и маленькая хрупкая девочка казались золотисто-прозрачными, почти розовыми. Густо и безмятежно пахло мятой. Пучеглазые стрекозы с треском носились над зарослями крапивы и островками спорыша.
– Тебя как зовут?
– не унимался аббат.
Девочка не ответила.
– Ну что ж, - вздохнул аббат Фрикко и люто почесал отрастающий ёжик на макушке.
– Без имени никак нельзя. Нужно дать тебе имя.
Он засмотрелся на рваное ухо Пумпера, беззвучно шевеля губами. С сердитым жужжанием у самого лица пролетел шмель. Фрикко отмахнулся и сообщил результат:
– Будешь Мими?
Девочка повернула голову и кивнула. Ее восковое лицо искажал рваный шрам, от чего тонкие губы разошлись
– Вот и славненько, - подытожил аббат и направил Пумпера по заглохшей в лопухах и крапиве дороге. У развилки он остановил осла и задумался. Где-то, средь листвы, рассвистелась кукша. "Кууук, куууук", - подхватила вторая. Сухо трещали кузнечики, зудели комары. Пумпер фыркал и шумно вздыхал, глядя на сочное изобилие лесных трав. Поэтому тонкий звон приближающихся колокольчиков аббат расслышал далеко не сразу.
– Чёрт, кто это тут у нас?
– озабоченно буркнул он и хотел повернуть в лес. Однако как раз в этот момент сила воли Пумпера окончательно дрогнула, и ослиная морда покорно потянулась к кустику особо мясистого чертополоха, не обращая больше никакого внимания ни на хозяина, ни на окружающие звуки.
А из-за поворота, навстречу, вылетел всадник. Точнее всадница.
От неожиданности взмыленный жеребец под нею всхрапнул, кося налитым кровью глазом, и шумно пронесся мимо, разбрасывая хлопья пены. Всадница даже не попыталась остановить его, наоборот, истово подхлестывая, громко гыкая и понукая, унеслась дальше, лишь цветастые юбки взметнулись, да звон колокольчиков и бус слышен был еще какое-то время.
– Ишь ты, цыганка, - удивился аббат и шарпнул поводья, заворачивая Пумпера на боковую дорогу. Торопливо дохрумкивая, тот неодобрительно затряс мордой. Мими бросила куклу и внимательно смотрела вслед цыганке. Ноздри ее при этом раздувались.
– Даже и не думай, - флегматично заметил аббат, ни к кому, правда, не обращаясь. Пумпер моментально перестал жевать, а Мими ощерилась, зашипела, но куклу подобрала и пошла дальше.
– Ох, и дрянной народец, эти цыгане, - ухватился за новую тему Фрикко и ловко прихлопнул мушку-жигалку на ослиной шее, - все поголовно безбожники и воры. Никакого тебе уважения к Святому Писанию. Хотя бабы у них ладные. Да уж... воистину ладные...
Аббат вдруг умолк и быстро скосил глаза на Мими. Убедившись, что ей вроде и не слышно, облегченно крякнул и продолжил уже потише, обращаясь исключительно к Пумперу:
– Так вот... помню, как-то недалеко от нашего монастыря остановились цыгане... аж целый табор... а настоятель Калеподий и говорит...
Но, что сказал по этому поводу настоятель - осталось загадкой, так как прямо у дороги, на ветвистом дубе, висел мертвец. В первый миг аббат не поверил своим глазам: висельник шевелился.
"Живой? Или восстал?", - с этой мыслью аббат торопливо вытащил из-под ворота массивный крест. Пумпер взревел и шарахнулся, было, назад, но Фрикко удержал. На громкое возмущение осла висельник, однако, не отреагировал, и продолжал висеть, как ни в чем не бывало. Аббат, на всякий случай, помедлил, затем чуть объехал по дуге, чтобы солнце не слепило, и пригляделся. Стало ясно, что мертвец давно и категорически мертв, что провисел он здесь достаточно долго, так как воронье успело расклевать ему лицо подчистую, и теперь на солнце оно зеленовато блестело и чуть подрагивало от облепивших его жирных мух. Когда-то богатый камзол теперь был излохмачен в клочья, кожа на раздутых до синевы руках полопалась и копошащиеся там, внутри, мучнистые черви гроздьями вываливались на землю. Крепкий сладковатый запах не давал дышать. Вдобавок из груди мертвеца торчал осиновый кол.