Аббатиса Клод
Шрифт:
– Вы намекаете мне про тех, которые при свете божьем живут по католическим законам, а ночью устраивают тайные сходки и губят свои души ересью? – оскалился аббат Амори. – Папа Иннокентий призвал нас, истинных служителей Господа нашего, очистить земли Франции от этой заразы. С его уст слетели слова из писания царя Давида: «Бог узнает своих!». А это дает мне полное право вершить суд Господень над всеми подряд. Даже, если рука моя покарает невиновного, то душа его будет встречена в раю и обласкана Всевышним.
– Вряд ли, королю Филиппу понравятся ваши действия, святой отец, если вы начнете уничтожать
– Я прекрасно понимаю вас, дорогой Альфонс, – снисходительно улыбнулся аббат Амори, и улыбка эта еще больше не понравилась графу, чем речь священника. – Вы переживаете за собственную голову. Но могу вас уверить, дорогой граф, что если против вас и подобных вам не будет явных доказательств, обвиняющих в ереси, то вас никто не тронет.
– Вы меня успокоили, святой отец, – в голосе графа де Пуатье слышалась явная ирония. – Тогда зачем вы потревожили мой сон, позвольте вас спросить?
– Мне нужны люди, пока я дождусь своих крестоносцев, – уверенно заявил аббат Амори. Такая просьба больше походила на приказ, и это тоже не понравилось Альфонсу де Пуатье. Он ничего не имел против того, что папский легат собирался уничтожить целые южные деревни, а может даже города, объявляя их жителей еретиками, но приказывать высокородному барону почти королевской крови – это уже было слишком!
Граф сладко потянулся и устало произнес:
– Уже скоро начнет светать, святой отец. Давайте отложим вашу просьбу до утра. Вряд ли сейчас я смогу для вас что-то сделать. Все мои крестоносцы распущены по домам до начала следующего года. Чтобы собрать их потребуются гонцы и время.
– Так посылайте своих гонцов и немедленно! – вскричал аббат Амори.
Глаза графа де Пуатье сузились в маленькую щелку. Он резко встал со своего кресла и сжал кулаки. Как бы ему хотелось раздавить эту церковную крысу прямо сейчас, не сходя с этого места. Но граф взял себя в руки и проговорил спокойным голосом:
– Сейчас уже поздно, святой отец, а вот завтра утром мы еще раз побеседуем с вами. Спокойной вам ночи, аббат Амори.
Альфонс де Пуатье, подобрав длинные полы халата, величественно покинул общество непрошеного гостя. Пусть знает, что никто не сможет указывать графам де Пуатье! Ах, как жестоко поплатится гордый Альфонс за свой отказ папскому легату через несколько лет! Чтобы угодить всесильному и могущественному аббату Амори и не попасть на католический суд, он сам начнет сжигать этих еретиков, своих же соотечественников, сотнями. И тогда он вспомнит сегодняшнюю ночь! А сейчас еще молодой и тщеславный граф де Пуатье отправлялся в свою спальню на глазах разъяренного аббата Амори.
Святой отец не стал оставаться до утра. Он покинул замок Пуатье и отправился в Ангулем, решив дождаться там своих крестоносцев, а затем отправиться в Каркасон на поиски Дижона Альбигойца.
Глава тринадцатая
Габриэлле Грегари снился удивительный сон. Маленькая, рыжеволосая девочка бегала в высокой траве нескошенного луга и срывала голубые васильки. Синее небо было под цвет букета, а белоснежные облака проплывали так низко над землей, что казалось
– Беда, беда, миледи! Да проснитесь же вы! – Том тряс хозяйку за плечо, пытаясь разбудить спящую женщину.
Аббатиса не сразу поняла, что её сон уже давно закончился. Она открыла глаза и удивленно посмотрела на перепуганного слугу.
– Господи, Том! Разве можно так будить посреди ночи? – проговорила аббатиса Клод, потирая пальцами заспанные глаза.
– Какая ночь! Уже давно утро, миледи! Беда, беда у нас!
– Что случилось? Говори уже, наконец! – женщина разминала отекшую шею. Несколько часов в стогу сена превратили её тело в окаменевшее бревно, руки и ноги едва слушались, а спина ныла так, будто её избили батогами.
– Леди Мария… – только и успел произнести Том.
Аббатиса подскочила и помчалась к повозке, слуга едва за ней поспевал. Девушка лежала на самом дне, заботливо укрытая тремя овечьими шкурами. Но это, видимо, плохо помогало, её трясло мелкой дрожью. Аббатиса коснулась рукой бледного лба Марии.
– У нее сильный жар, – чуть слышно проговорила женщина.
– Я первый это заметил, – подтвердил Робин. Он весь остаток ночи не отходил от своей подруги, и когда у девушки началась лихорадка, попросил Тома разбудить хозяйку. – Она умрет?
– Прикуси язык, мальчишка! – аббатиса думала, чем можно помочь несчастной Марии. – Что у нас есть, Том?
Верный слуга уже подносил походный ларец леди Грегари, в котором она всегда возила с собой целительные бальзамы, настойки и порошки лечебных трав.
– Нужно положить ей прохладную повязку на лоб, – подсказал Том. – Это уменьшит немного жар. Последнее время я замечал, что леди Мария покашливала, да и ночевки на морозе к хорошему не приведут…
– А если бы она осталась дома, то, вообще, не было бы сейчас никаких разговоров! – В сердцах проговорила аббатиса Клод. – Не рассуждай, Том, а готовь горячей воды, нужно приготовить отвар.
К повозке уже подтягивались Бьюкенены. Дижон Пьери тоже решил узнать, что случилось. Пока Том и Робин разжигали давно потухший костер, аббатиса смешивала травы и толкла их в маленькой походной ступке. К ней подошел Дижон Пьери и присел рядом у костра.
– Боюсь, что эта девочка не протянет и двух дней, ваша светлость, – негромко сообщил он аббатисе. Женщина не ответила. Она продолжала усердно толочь высушенные травы. – Я посещал естественные занятия признанных врачевателей в Оксфордском университете, и знаю, чем заканчивается такая внезапная болезнь. Молитвы здесь уже не помогут.