Аберацио Иктус
Шрифт:
Антонов вновь связался с управлением и приказал сообщить «дежурному кассиру» в салоне, что, если кто-то будет спрашивать Пепи, тому можно сказать: «Сегодня она работает после обеда. Позвоните ей после двух».
Самолет Донева вылетал в 11.45, так что у него уже не оставалось возможности «позвонить ей после двух». С другой стороны, ему было особенно выгодно связаться с ней в самый «последний момент». Значит, если «есть что», то он поднимается в самолет и улетает в Вену… Пора было решать его судьбу.
Но и из зала ожидания Донев не позвонил! Когда подошла его очередь на
— Но я уже прошел таможенный досмотр.
— И все-таки вы должны пройти со мной, — сказал оперативный сотрудник.
— А самолет? Билет…
— Это предоставьте нам. Мы все сделаем.
— Но на каком основании, товарищи?
До этого момента Консулов находился неподалеку, вместе с Антоновым они наблюдали за Доневым. Сейчас Консулов приблизился к нему и сказал:
— Допускаете ли вы, инженер Донев, что народная милиция станет без достаточно серьезных на то оснований задерживать ваш отъезд?
— Тогда я ничего не понимаю.
— Прибудете к нам и все поймете.
Через пять минут после того как Антонов вошел в кабинет, появился и Консулов.
— Доставлен целым и невредимым. Сейчас сидит в кабинете Босова и горюет.
— Как он держался по дороге в управление?
— Молчал. Только когда увидел стену нашего милого учреждения, спросил: «Куда вы меня привезли?»
— А ты?
— В следственное управление народной милиции. Куда еще? Если бы я ему сказал, что мы его привезли в оперу, он все равно бы не поверил А так звучит более благозвучно по сравнению, скажем, с центральной тюрьмой. Ты готов, старик? Мы тебе нужны?
— Нет, Крум. Предпочитаю вести допрос один. Хотя бы первый раз… Как-то более интимно выглядит. А вы с Хубавеньским идите и слушайте по динамику, что здесь творится.
— Давай, Пенчо, двигай! Нам не место на празднике жизни.
* * *
Милиционер ввел Донева и вышел. Антонов пригласил его сесть.
— С кем имею честь беседовать?
Вот так, а не иначе. Его пребывание в Вене явно оставило свои следы.
Донев был широкоплечим крепким мужчиной среднего возраста, со скуластым энергичным лицом и серьезными серыми глазами. Его взгляд, манера держаться никак не говорили о страхе или смущении. Он выглядел не только физически, но и духовно сильным человеком, готовым к борьбе. Да, если он нападет на меня, подумал Антонов, я с ним явно не справлюсь. Хотя пусть дойдет до этого, а там посмотрим…
— Подполковник Павел Антонов, старший следователь управления народной милиции. Вы доставлены сюда для допроса. — Он легко сделал ударение на слове «допрос».
— Я пробыл в Софии три дня. Разве вы не могли провести допрос заранее, не снимая меня с самолета?
Антонов молча посмотрел ему в глаза долгим и пристальным взглядом. Чем сейчас он располагал против этого крепкого болгарина, прошедшего нелегкий путь от своей родной деревни до Вены и ставшего крупным научным работником? Одной лишь неожиданностью — главный свидетель «жив»1 Расчет строился на том, что Донев, если не
После того как он предупредил его об ответственности за дачу ложных показаний, Антонов начал задавать самые общие вопросы, расспрашивать Донева о его работе в Вене, семье, биографии — где учился, работал, с кем дружит. Сейчас перед ним не стояла задача «отвлечь внимание» подследственного — на это он и не рассчитывал. Скорее Антонов в самом деле хотел познакомиться с Доневым. Тот отвечал спокойно, не нервничая, не протестуя. Означало ли это, что он готов был признать себя виновным или же, напротив, считал себя вне подозрений? Донев рассказывал подчеркнуто подробно и обстоятельно. Видимо, хотел сказать: «Вот вам, если уж вы интересуетесь столь праздными делами, то слушайте на здоровье». Но он ничего не говорил ни о Пепи, ни о своем посещении института. Неужели Донев выбрал путь утаивания информации и обмана? Если это так, то он, вероятно, все же верил в то, что Пепи мертва. Правда, рано было делать какие-либо выводы…
— И это все? С другими людьми вы не встречались, нигде больше не бывали?
— Я встречался и с другими, например, со знакомыми по улице. Посещал и кафе, которые и сейчас не пропустил.
Ответ Донева был не лишен сарказма. Рискуете, Донев, рискуете! Скоро вам будет не до сарказма!
— Не упустили ли вы какой-либо весьма важной встречи, имевшей для вас решающее значение? Не забыли ли вы о каком-нибудь событии, которое запоминается на всю жизнь? Подумайте, чтобы потом не говорили: «а я не знал», «я случайно забыл об этом».
Да, в первый капкан Донев залез сам. Маленький, но все же капкан!
— Нет, ничего подобного. Я не понимаю, на что вы намекаете вашими «роковыми вопросами»?
— Я вовсе не намекаю, я спрашиваю вполне ясно и понятно. Я говорю о событиях вашей жизни, имеющих решающее значение для вас, для благополучия вашей семьи и… других людей.
— Повторяю вам — нет. Я ничего не пропустил.
Антонов не стал задавать вопрос: «Знаете ли вы Пенку
Бедросян?» — еще было слишком рано. Поэтому он решил прервать невольную ассоциативную связь, которая сложилась и могла навести Донева на мысль о Пепи, и заполнил паузу «нейтральными вопросами». Впрочем, не настолько уж и нейтральными… Спросил его о связях с министерством, химиками, своим бывшим институтом.
— А в институте вы были?
— Нет. Он далеко находится.
— И все-таки — вы были там или нет?
— Да, кажется, был один раз.
— Когда?
— Точно не помню.
— Но в какой из ваших приездов?
— Кажется, в последний.
— В какое время дня?
— Разве это имеет значение? Думаю, это было в обеденное время.
— Только думаете или же точно?
— Да, в обеденное время. Заехал к товарищам, чтобы пообедать вместе.
Пора было приближаться к главному в их разговоре. Антонов уже знал, каков будет ответ Донева.