Абхазский миротворец
Шрифт:
Толстяк повернулся направо, к одному из «преторианцев». Выглядело это, кстати, весьма специфически. Шеи у американца практически не было, круглая голова с просвечивающей розоватой лысиной низко сидела на покатых плечах и вертеться словно бы не могла вообще. Так что для того, чтобы посмотреть на собеседника, ему нужно было разворачиваться всем телом, выглядело это не столько смешно, сколько неприятно: сразу ассоциации с какой-то лягушкой в человеческий рост возникали. Да и улыбка у него была какая-то жабья. Человек-амфибия, ни дать ни взять.
— Вахтанг, друг мой, —
Парень рванулся вперед, словно туго сжатая пружина, которую неожиданно отпустили. Одним прыжком он подскочил к Сабурову и ударил его кулаком в живот. Андрей покачнулся, согнулся — и упал бы на пол, если бы американец, стоящий у него за спиной, за шиворот не придержал. А Вахтанг нанес ему еще два удара — мощные хуки справа и слева. От них у Андрея в ушах зазвенело, и мир снова стал отодвигаться куда-то на задний план.
Но потерять сознание ему не позволили. Под носом оказалась остро воняющая нашатырем тряпка. Андрей встряхнул головой, с трудом разогнулся. Когда он наконец окончательно сумел встать прямо, Вахтанг уже снова был рядом с человеком-лягушкой, стоял в той же позе с непроницаемым выражением на лице.
— Вы, надеюсь, понимаете, мой друг, что это было так, — толстяк неопределенно взмахнул рукой. — Простое приветствие, не более того. Извлеките из этого простой урок — если не будете серьезнее вы, то придется становиться серьезнее нам.
— Что вам от меня надо? — хрипло спросил Андрей. Во рту у него пересохло, он понимал, что, похоже, угодил в серьезную передрягу. Такого с ним еще ни разу не было. Воевал, стрелял, дрался, спасался от погони — все это случалось. Но вот оказаться беззащитным в полной власти врага ему еще не доводилось.
— Планы вашей группы, — резко ответил американец. — И подробный рассказ о том, что вы успели узнать и сделать.
Андрей молчал. Он никогда не подозревал, как это трудно — промолчать в такой ситуации. Ясное дело, с детства слышал и читал рассказы про пионеров-героев, Александра Матросова и так далее. И, был уверен, особенно когда служить пошел, что в случае необходимости тоже сможет вести себя достойно. Сейчас он понял, насколько же это трудно и страшно. Но все же под слоем этого страха он чувствовал в себе какое-то странное упрямство — именно упрямство, лучше не скажешь. Вот хрен они что узнают от него! Хренушки!
«Врать или молчать?» — промелькнуло в голове. Долго думать было некогда, и Сабуров решил — пока можно, молчать. А потом, если ничего другого не останется, попытаться врать. Вот только смысла в этом мало — толковый допросчик вранье очень быстро раскусит. А этот человек-амфибия явно профессионал.
— Не советую отмалчиваться, — скрипуче сказал американец. — Будет хуже. Намного хуже. Вахтанг…
В руках у парня, стоявшего справа от янки, появился нож. Длинный, чуть изогнутый, с черненым лезвием. Он был похож на акулу. Вахтанг шагнул к Андрею — на этот раз медленно, нарочито медленно, давая возможность струсить.
«Нужно хоть немного потерпеть, а только потом начинать врать, — отстраненно подумал Андрей. —
Тут что-то громко пискнуло. Вахтанг покосился на свой нарукавный карман. Потом посмотрел на американца.
— Иди, — кивнул тот. — Посмотри, что там.
Грузин вышел.
— Вы, конечно, понимаете, что это не кавалерия из-за холмов, — сказал Смит. — Это просто еще один из моих людей подает сигнал. Скорее всего, еще один из ваших товарищей пришел в себя. Может быть, даже сам майор Алимов. С ним бы я поговорил с особым удовольствием.
Алимов — это была фамилия Ската. Но вот майором он уже не был, за выполнение последнего задания в Южной Америке он, кроме очередной побрякушки на грудь, получил наконец-то и следующее звание. Как ни странно, эта мелкая, в сущности, совсем неважная ошибка здорово подбодрила Андрея. Не такой уж всеведущий этот американец, хоть и хочет таким казаться.
Спустя примерно минуту грузин вернулся.
— Ну, что? — спросил Смит.
— Очнулся их командир.
— Так я и думал, — с довольным видом кивнул американец. — Что ж, со знаменитым Скатом поговорить, конечно, интереснее. Но лучше, наверное, сначала закончить с тобой, молодой человек.
Тут Андрею в голову пришла одна мысль. Не особенно блестящая, но хоть отсрочку дающая. А за время отсрочки многое случиться может. Можно, в конце концов, на охранников кинуться, попытаться уйти красиво. Да и кроме отсрочки, может, что получится. В конце концов, Скат — это Скат. На нем янки могут и зубы пообломать. В любом случае, это шанс. И использовать этот шанс надо до того, как этот Вахтанг его ножом полосовать начнет.
— Я скажу! — крикнул Андрей, подпустив в голос истерических ноток. Впрочем, для этого особенно напрягаться не пришлось — наоборот, всего лишь дать на мгновенье себе волю. — Все скажу, но после того, как вы со Скатом поговорите!
— Почему это?
— Я его боюсь!
— Ты бы лучше нас боялся.
— Вас тоже! И его! Он… Он такой… Он меня, — дальше Андрей забормотал что-то невнятное, затрясся, изображая истерику.
— Вахтанг!
Андрей получил мощную затрещину. Замолчал, но трястись не перестал.
— Скажи толком, в чем дело. Почему ты можешь говорить только после Ската?
— Вы же его или убьете, или расколете, правильно? — дрожащим голосом спросил Андрей.
— Совершенно правильно. Других вариантов нет. И я бы, кстати, поставил тысячу против десяти центов, что именно расколем.
— Вот… После этого и я… И мне…
— Ага. Понял, кажется. Совесть мучить не будет. После Ската и тебе расколоться не стыдно. Так?
Андрей кивнул.
— Ну, на совесть твою мне, конечно, наплевать, но вот времени жаль и пачкаться лишний раз неохота. Да и вообще, люблю добровольное сотрудничество. От него и толку больше, чем от пыток. Хорошо. Вахтанг, выведи его, пусть за дверью побудет. Питер, Отар, приведите Ската. И поосторожнее с ним.
Грузин вывел Сабурова в коридор. Андрей хотел рвануться, когда другие двое охранников уйдут. Но американец оказался предусмотрительным.