Абсолютно неправильные люди. Москва – Питер
Шрифт:
Его мать давно вышла замуж второй раз, переехала к мужу и в жизни сына почти не участвовала, зато бабушка…
– Я так ей благодарен! Она меня вырастила, – проникновенно рассказывал Боря Миле, замирающей от жалости и сочувствия к любимому человеку. – Понимаешь, мать всё время работала и работала, а я после школы шёл к бабуле, и она меня кормила, поила, ухаживала за мной, когда я болел…
– Какая хорошая!
– Да, очень! – важно кивал Боря. – Я вас обязательно познакомлю!
Вот Мила и ждала, когда же её представят Бориной бабушке. Напрашиваться было неловко,
И вот… Наконец-то Борис сказал, что скоро она может познакомиться с его бабушкой.
– Боря, а что купить к чаю? – Мила очень волновалась, что может не угодить. Ну, у всех же разные вкусы. Кто-то любит медовик, а кто-то птичье молоко. Кому-то по душе пряники, а кому-то ванильные сухари. Кто-то млеет от конфет, а для кого-то лучшее угощение – сыр.
– Ничего не нужно! Зачем деньги тратить? – удивился Боря. – У неё всё есть!
– Но как же… – Мила удивилась, хотела было поспорить, но осеклась. Мало ли, а вдруг она придёт с покупным угощением, а там бабушка – мастерица уже что-то испекла. Обидится чего доброго! Да и потом! Боря же к её бабуле на чай пришёл с пустыми руками, видимо, так принято в их семье. Она помялась, но всё-таки не удержалась и спросила:
– А может быть, ей какой-то гостинец привезти? Ну, лично… Виноград или сыр?
– Мила, не надо выдумывать! – Борис нахмурился. Виноград зимой стоит дорого, а сыр и того больше. – Тем более, что она через пару дней уезжает.
– В санаторий или погостить? – Мила улыбнулась. Ну, хорошо, что спросила! Вот хороша была бы, если б привезла скоропортящиеся продукты, а бабушке ехать!
– Нет, в какой санаторий, в дом престарелых! – Боря увидел изумлённые Милины глаза и доброжелательно объяснил. – Она одна уже жить не может. В прошлом месяце полезла на табуретку, что-то ей в шкафу потребовалось, упала оттуда, ударилась. Вот, пришлось искать, куда её пристроить. Как раз она уедет, а я свою и её квартиры продам, куплю побольше, можно будет и о дате свадьбы подумать.
Он подумал не только о дате свадьбы, но и о том, что сделку по продаже имеющихся квартир – его и той, которую бабуля ему подарила, надо провернуть до свадьбы. Всем известно, что добрачная недвижимость никак не делится!
– Погоди… Но разве нельзя нанять кого-то, чтобы с ней жили? Да и мы сами можем. Зачем её в дом престарелых? – Мила только глазами хлопала.
– Погоди… Но разве нельзя нанять кого-то, чтобы с ней жили? Да и мы сами можем. Зачем её в дом престарелых? – Мила только глазами хлопала.
– Милочка, да ей же там лучше будет! Ну, подумай сама, у нас семья, мы молодожены будем… Ну, ты же понимаешь? Зачем нам посторонние в квартире? А ей-то как неловко будет! А дети пойдут? Шум, гам, топот! Да ты не переживай, я подобрал прекрасный пансионат в Подмосковье. Вокруг сосновый лес, там общество – люди её возраста… За бабулину пенсию там будут отлично за ней ухаживать!
– За пенсию? – Мила изумлённо смотрела на Бориса. Правда, что-то мешало его разглядеть. Словно пелена на глазах. Она потерла их как маленькая и даже удивилась, сообразив, что это слёзы.
– Моя золотая, ну, что
Мила растерялась, торопливо отговорилась делами, мол, пока точно не знает, когда у неё получится, шла, машинально слушая рассказ Бориса и напряжённо думала. Что-то не сходилось в мире, где Боря стал центром её жизни. А он всё рассказывал, как это неразумно и эгоистично – заставлять пожилых людей жить с молодыми…
Она и домой пришла потерянная, со щедро навешанной на уши лапшой.
– Ба, а вот если я замуж выйду, и мы будем жить с тобой, ну, ты говорила, что эту квартиру бережёшь к моей свадьбе, тебе трудно будет? – наконец, не выдержала Мила.
– Что именно мне должно быть трудно? – Елизавета Петровна отчётливо понимала, что ей будет не трудно, а невыносимо! Просто невыносимо сложно не прибить этот ходячий калькулятор, по какому-то недоразумению всунутый в человеческое тело. – Главная проблема – труп! – прошипела она. – Так-то фигня вопрос!
– Что? – Мила не поняла, что говорит бабуля, зато отлично поняли и одобрили кошки.
– Говорю, что здесь сложного? Это же не тяжкий труд… – выкрутилась Елизавета, переглянувшись с Гаврилой, зловеще заскрежетавшим клювом. – А что?
– Да вот понимаешь… Может, я чего-то не поняла? – она рассказывала о Бориной бабушке и опять начала шмыгать носом. – Ну, как же так можно? Если бы она была больна, ну, так, что человек не может один находиться, можно же нанять сиделку – Боря хорошо зарабатывает. Да и мы сами могли бы с ней жить, а он говорит, что ей будет с нами трудно…
– А может, ты его приведёшь к нам? Я с ним поговорю? Я же тоже немолода, но мне только в радость будет! – Елизавета прямо учуяла, что сейчас момент самый что ни на есть подходящий для разговора с «милым Борей».
– Ой, как хорошо ты придумала! Конечно! Может, у них просто не принято по душам разговаривать, – Мила преувеличенно радостно заулыбалась, скрывая растерянность и тревогу.
Ночью она долго не могла уснуть, ворочалась с боку на бок, вздыхала, ходила пить воду, потом и вовсе уселась на кухне и тоскливо смотрела на подтаявшие сугробы за окном.
Боря охотно согласился прийти на чай.
Отлично накрытый стол его и обрадовал – вкусно поесть он любил, и расстроил одновременно.
– Сколько же денег вы тратите на продукты! – с лёгкой укоризной он покачал головой. Надо было прекращать эти безумные траты и демонстрацию их Миле. Нечего таким глупостям учить!
– А что? – безмятежно уточнила Елизавета Петровна.
– Ну, это неразумно, так вести хозяйство!
– А как же разумно? – Елизавета Петровна изобразила такой живой интерес, что Мила прямо-таки увидела разговор как тропку с выкопанной ямой-ловушкой, умело притрушенной снежком. Открыла было рот, чтобы сменить тему, а потом вспомнила свою неуверенность, ощущение того, что оказалась в каком-то липком и вязком болоте, да и закрыла его.
Борис расцвёл. Он обожал наставлять окружающих на пусть истинный!