Абсолютное оружие
Шрифт:
Мне не хотелось сейчас со всем разбираться. Было гадко, тошно и очень хотелось спать. Впрочем, моего мнения никто не спрашивал. Механически повинуясь доку, я бросил китель на спинку стула, послушно сел, запрокинул голову, не вполне понимая, что он собирается делать. А когда он сделал, возражать стало поздно.
— Зачем? — не находя в себе сил даже разозлиться толком, мрачно спросил я, осторожно пробуя наполненный множеством запахов живой воздух, от которого успел уже отвыкнуть.
— За надом, — отмахнулся Млен, и стремительно вышел. Впрочем, долго мучить неизвестностью
— Ну и зачем нужны враги при таких друзьях? — поинтересовался я у закрытой двери, не зная, то ли я должен засмеяться, то ли разозлиться и всё-таки выломать эту несчастную дверь. Хотя я и не уверен, что в нынешнем состоянии у меня это получится, мне бы выспаться для начала. Но ведь этому никто не мешает?
Хм. Оптимист. Кому-то точно спать не хочется. И вообще, кажется, этому «кому-то» всего произошедшего показалось мало, и хочется ещё острых ощущений. Вот зачем она со мной разговаривает, да ещё извиняется? И так приходится дышать через раз; резко вернувшееся обоняние обострилось почти болезненно, воздавая за долгое бездействие.
Утешая Экси заверениями, что завтра нас отсюда выпустят, я несколько лукавил. Если Млен сообщил о «заговоре», тут наверняка не обошлось без Кирша, и, боюсь, даже Ханса; от холодного на этом корабле невозможно что-либо скрыть. И уж тем более, Талеса, второго помощника; этот казалось бы, взрослый разумный человек, когда речь заходит о розыгрыше или каком другом неуставном безобразии, превращается в неугомонного подростка. И, конечно, добрые друзья по-братски разделят между собой вахты «приболевшего» капитана. А что я приболел, это Млен кому хочешь докажет, ещё и жаловаться начнёт, что лечиться не хотел. А для надёжности может и в самом деле какую-нибудь заразу организовать, которая в моём организме не сразу сдохнет.
Сволочи они, а не друзья.
А я, наверное, дурак. Или вымотался слишком. Или и правда влюбился.
Потому что когда Экси сквозь готовые пролиться слёзы выдавила своё по-детски безнадёжное и отчаянное «лучше бы ты меня тогда убил», от этих слов стало физически больно, как будто острые когти пробили грудную клетку и крепко сжали сердце, угрожая оборвать однообразный ритм.
— Ребёнок, — выдохнул я, хотя сказать хотелось что-нибудь гораздо более грубое. Я ведь в самом деле чувствовал её острую жалость и чувство вины.
М-да, давненько меня так отчаянно и искренне никто не жалел.
Повинуясь необъяснимому порыву, осторожно притянул девушку себе на колени, обнимая. И растерялся, испытав ощущение непривычного покоя и какой-то неумолимой правильности, уместности происходящего.
Желая отвлечь Экси от очередных придуманных глупостей, я не заметил, как и сам увлёкся. И не заметил, когда усталая расслабленность трансформировалась в напряжённое ожидание. Уже сдаваясь на милость победителя, разум предпринял попытку предостеречь глупую девочку, вновь слепо сующую руку в пламя. Правда, я не был уверен, что действительно сумею вновь отпустить её; к счастью, проверять не пришлось.
А стол и правда оказался крепким…
Камень
Почувствовав, как под ладонью изменился ритм сердцебиения, я тихо задал наиболее волнующий меня с момента включения разумной части собственной личности вопрос.
— Как ты? — получив в ответ какое-то невнятное не то бурчание, не то мурчание, слегка приподнялся, пытаясь заглянуть девушке в лицо. — То есть?
— Не знаю, говорю, — тихо и слегка хрипловато расшифровала она. — Ещё не проснулась; но, скорее всего, хорошо. Хотя, кажется, я не заснула, а потеряла сознание… Ты чего? — ошарашенно уточнила Экси, когда я резко сел и принялся аккуратно ощупывать её на предмет серьёзных повреждений. Впрочем, даже синяков уже не осталось, если они и были.
— Что-нибудь болит? — настороженно уточнил я.
— Кроме самолюбия? — задумчиво улыбнулась она. С непонятным удовольствием внимательно изучила недоуменное выражение моего лица и настойчиво упёрлась ладонями в мои плечи, заставляя меня лечь обратно. Немного поёзрала, устраиваясь поудобнее и не спеша удовлетворять моё любопытство. — Я чувствую себя невероятно глупой, и от этого страдает моё самолюбие, — пояснила девушка, утыкаясь носом в мою шею.
— Почему глупой? — вздохнул я, потому что дальнейших пояснений не последовало, а самому постичь странную логику этого вывода не получалось.
— Потому что столько времени было потрачено совершенно напрасно, — фыркнула она. — Если бы я заранее знала, что это будет… так! Спровоцировала бы тебя сразу после Весенних Игр, в тот же вечер. Ты точно уверен, что у тебя нет опыта подобного, хм, общения с женщинами?
— Велика премудрость, — не удержался от насмешливого фырканья я. — Чем здесь может опыт помочь?!
— Я мало про это читала, — смутилась Экси. — Но да, там, в моём мире, это считается довольно сложным… умением. «Это» — в смысле, доставить такое удовольствие, чтобы партнёр потерял сознание от удовольствия или оказался к тому близок.
— Странный у вас мир. Это ведь физиология, голые инстинкты; если два человека друг другу подходят, они получают удовольствие. А если не подходят, то и учиться незачем, потому что никакого влечения не возникает.
— Это ещё у кого мир странный, — хмыкнула она. — И что, вот пока этого самого единственного подходящего не найдёшь, уж никто и не понравится?
— Почему — единственного? — растерялся я. — Природа не дура, вариантов много; просто нравится обычно тот, кто может обеспечить наиболее жизнеспособное потомство. Не просто же так я именно на тебя столь бурно среагировал; самая что ни есть перспективная и подходящая самочка, — не удержавшись, фыркнул, только потом сообразив, что эти рассуждения могут как-то задеть мою непредсказуемую воспитанницу. Впрочем, беспокоился напрасно; она тихонько захихикала в ответ.