Абсолютное зло
Шрифт:
А рядом, на соседней плите остальные Джейну нажаривали. Та аж визжала. Светка тоже орала. В кайф потому что.
А потом кто-то гаркнул:
– Менты!
И как все ломанулись! Славка Светку за руку – и голяком через кладбище. Так и перли до самой ограды. Светка ногу порезала стеклом. Славка ее потом до трамвайной остановки на руках нес.
В общем, клевое было посвящение. Только кролика жалко. Тогда ж Светка еще не знала, что ее тоже готовят… Вроде кролика.
Глава
Миновав переезд, Степан Всеволодович крутанул руль, и «Нива» съехала с дороги на присыпанную гравием обочину.
– Спешимся.
– Зачем? – удивился Куролестов.– Тут почти у каждого машина, все время ездят. Дачный сезон.
– Ничего, разомнемся. Близко ведь?
– Близко,– согласился Куролестов, доставая из-под сиденья металлический прут.– Ты чего машину не запер?
– Да брелок сдох. Ничего, через полчаса вернемся. Да и кто ее в темноте разглядит?
Он был прав: в тени деревьев «Нива» была совершенно незаметна.
Фонарей на улочке стояло три: все – в самом начале. Некоторые участки были подсвечены силами самих хозяев.
– Через пять домов – наш,– сказал Куролестов.– Днем считал.
– И как тут днем?
– Тихо.
Впереди послышалось монотонное пение.
– Они?
– Угу.
Друзья осторожно двинулись вдоль заборов. Пение стало более громким и менее стройным.
Нужный участок был окружен проволочной сеткой, почти полностью скрытой высоким кустарником,– свободны только ворота. В щель между створками был виден кусок просторного двора. Факелы, воткнутые в землю пятиугольником-пентаграммой, высвечивали с полдюжины фигур в балахонах с капюшонами на манер ку-клукс-клановских, но черных, а не белых.
– Заклинания поют,– прошептал Петр.– По-еврейски, что ли?
– Это латынь,– тихо ответил Суржин. Балахоны – это хорошо. Балахоны мешают двигаться.– Ну что, через забор?
– Зачем? – Степан Всеволодович просунул между створками палец и откинул щеколду. Толчок – ворота распахнулись, и они вошли на участок.
«Балахоны» продолжали подвывать. Внутри круга на козлах стоял гроб с приделанным к нему перевернутым православным крестом. А на гробе…
– Ах, суки поганые! – прохрипел Петр.
– Твоя?
– Да.
Пока их никто не замечал.
Суржин по привычке глянул в сторону дома: нет ли прикрытия? И тут же одернул себя. Что он, в самом деле? Это ж сопляки, мальчишки!
– Милиция! – гаркнул Суржин, выдергивая из кобуры ствол.– Никому не двигаться! Дом оцеплен! Ты, урод, брось тесак. До трех считаю, потом…
Не дожидаясь счета, его друг, расталкивая «балахонов», бросился вперед, к дочери…
Если бы Петр стоял тихо, Суржин наверняка услышал бы шаги. Он таки их услышал, но слишком поздно. Успел подумать: «Попал! Бля! Попал, как…»
Суржин, хоть теперь и кабинетный работник, но по старой оперской привычке, вопреки инструкциям,– патрон в стволе. Сдвинул флажок и бей самовзводом…
Лет двадцать
Тяжелый изогнутый нож-серп с хрустом опустился на предплечье. Пистолет упал. Суржин все же успел левой рукой перехватить второй удар, но тут шею захлестнула удавка. А в следующий миг кривое лезвие вспороло ему живот. Он еще успел услышать сзади глухие удары, а потом – короткий сдавленный вопль.
«Может, на крик кто… – успел подумать он. И еще: – Игорь будет ждать…»
Следователь прокуратуры по особо важным делам Игорь Геннадиевич Логутенков ждал Суржина почти до часа ночи. Трижды звонил жене, извинялся, что опаздывает.
– Ты хоть не очень пьяный? – с подозрением спросила жена.
– Совсем не пьяный. Степу жду, а он что-то задерживается.
– Странно,– проговорила жена.– Степа – человек обязательный. Я, Гоша, спать ложусь, мне завтра на студию к девяти. Еда – в холодильнике. Найдешь?
– Конечно. Целую. Спокойной ночи. Малышне тоже.
– Да они спят давно! До завтра.
Он не сказал супруге, что уже полтора часа безуспешно пытается дозвониться до Суржина по сотовому.
Так и не дождавшись друга, Логутенков уехал домой. Утром опять позвонил на мобильник. И опять безуспешно. А потом закружила текучка. Бумаги, выезды, допросы, опять бумаги… Вспомнил только в понедельник, звякнул Суржину на работу, поговорил с секретаршей, но внятного ответа не получил: вроде бы не было, но кто-то, кажется, видел. Логутенков очень строгим голосом попросил секретаршу, буде начальник появится, передать ему, чтобы срочно звонил в прокуратуру. Секретарша пообещала.
Глава третья
Оперативный дежурный был относительно молод, хотя вспахивал ниву общественного порядка уже шесть лет. Правда, офицерское звание он получил сравнительно недавно – восемь месяцев назад, после окончания «Стрелки», а раньше трудился здесь же, но помощником. Работенка непыльная, сутки через трое, да еще область: «заяв» мало, разве по весне, когда дачники, открывая сезон, обнаруживают разбитые окна и некоторый дефицит имущества, да еще выныривают из-под сошедшего снега дурно пахнущие «подснежники». А так – тишина. Спокойная работа да еще возможность подхалтурить охранником в свободное время. В общем, дежурный был молод, должность свою ценил, но излишним служебным рвением не отличался.
– Машина, говорите? Иномарка?
– Нет, «Нива».
– И никого внутри?
– Никого, мальчишки только лазают! – Старческий голос возмущенно задребезжал.
– А хозяин где? – Дежурный зевнул.
– Нету, я же говорю!
– Ладно,– буркнул дежурный.– Примем меры.
Положил трубку и потянулся за сигаретами. Ничего предпринимать он не собирался.
– Чего там? – спросил, не отрываясь от папки с ориентировками, оперуполномоченный Шилов, дежуривший сегодня и по причине отсутствия заявок ошивавшийся в дежурной части.