Абсолютные неприятности

Далин Макс Андреевич

– Ори, - говорю, - очнись, дружище. Надо сваливать отсюда, а то слишком уж к гадам близко...

Он голову поднял - усмехнулся.

– Зачем идти, Снайк? Полетели, а?

– Да где уж мне, - говорю.
– Рождённый ползать...

И Ори тряхнул головой - и улыбается победительно, как в лучшие времена.

– Что, - говорит, - бродяга, - признал, наконец, какой ты есть? Верно, золотые твои слова. Но ладно уж, так и быть. Помоги мне только встать - устал я что-то...

И я опять его поднял, но он выкрутился и встал на ноги. И потащил

меня за больной локоть куда-то в заросли. А когда раздвинул густеющий куст - у меня чуть глаза не выскочили.

Стоит между скал на узенькой площадочке моя многострадальная авиетка, и вся ветками закидана. "Фонарь" заперт - и на задних сиденьях лежит Ада. Причём вовсе не спит - вполне себе бодрствующая и живая, не раненая, зато злобная, как тот самый сатана. Потому что очень профессионально связана по рукам и ногам, а рот у неё заткнут моим стерильным индивидуальным пакетом из авиеточной аптечки и сверху завязан платочком. Чтобы не вздумала возмущаться. И её верный меч - только без ножен - почтительно так покоится на переднем сидении, где ей не достать при всём желании.

А я, наверно, переутомился чуток, потому что когда это всё увидал, со мной вроде как истерика приключилась. Я сел на травку и начал ржать. Я чуть не задохнулся, у меня слёзы из глаз потекли - но никак было не остановиться.

А Ори прислонился к борту и смотрит. Ждёт.

– Орёл, - говорю.
– Ас. Уважаю. На ходу подмётки срежешь.

Как наморщит носик!

– Совет да любовь, - говорит, - Снайк. Вот, милостивый государь, ваше имущество в целости и сохранности, а я, пожалуй, пошел. Очень уж беспокойно с тобой, душенька.

Делает подленькую улыбочку в своем роде, но вздыхает. И уж слишком демонстративно собирается. И я его поймал за плечи - то есть, он дал себя поймать.

– Моего тут мало, - говорю, - дружище ты мой отважный. Одна авиетка. А жрица - она своя собственная. Её надо выпустить.

Как у Ори в глазах огонёчки вспыхнули! Ничего он не сказал, улыбнулся - и только.

Я авиетку открыл и стал Аду развязывать. И первым делом она хотела съездить мне по морде. Ничуть не изменилась.

– Знаешь, - говорю, - подруга, я ведь могу тебя и связанной выгрузить.

Перестала руками махать. Отплевалась от индпакета и говорит:

– Если бы я знала, Снайк, что ты всё-таки сродни колдунам и якшаешься с нечистым, я б тебя убила ещё на дороге в степи. Твоё общество позорит человека чести.

– Да если б, - говорю, - не наша золотая нечистая сила, вкалывала бы ты в подземных рудниках, или где у них там рабы работают - а потом съели бы тебя, и сказочке твоей - конец. Легко. Так что не плюй в колодец, девушка. Лучше скажи Ори спасибо.

А она посмотрела на Ори - и он немедленно изменился очередной раз. И стал звездоликой лесной кралей с шельмовской рожицей и самой малостью одежонки. И Ада всё-таки плюнула ему под ноги.

– Я, - говорит, - знала, Снайк, что ты презренный развратник. Что тебя любая поганая ведьма может обморочить. Но я

не такая. У меня святые цели.

– Ты убила страшную колдунью?
– спрашиваю.

– Нет, - говорит.
– Но я её видела. В смысле, я видела статую их злобной богини и теперь знаю, где её храм. Вот.

И Ори прыснул в ладошку. А я уже устал смеяться. Только говорю:

– Девушка, не позорься, а!

И Ада как всегда надулась и замолчала. А Ори вдруг спохватился - и торжественно так изрекает:

– Я слышал, ты интересовался самым мощным источником энергии у подземных хозяев?

– Да, - говорю, - солнышко, да! Пирит!

– Ну, - говорит, - они эту штуку называют иначе, но я выяснил точно: это у них самая страшная военная тайна, лучшее из лучшего. Так вот, смотри.

И самым фокусным жестом открывает у авиетки багажник.

А там я вижу этот хвалёный, легендарный, невозможный пирит, из-за которого я во всё это влип. И эта удивительная вещь - самый обыкновенный, даже внешне легко узнаваемый кси-аккумулятор. Ну один в один такой же, как на моём звездолёте. Вылитый. Просто удивительно, откуда у подземных хозяев чертёж - я думаю, им Даргон показал. Господи, боже милостивый, какой был облом...

Я повернулся к Ори, а Ори сиял, как сверхновая звезда и смотрел на меня нежно, и я понял, что не могу я его обидеть ни в коем случае. В конце концов, это мой личный облом.

– Ну что бы, - говорю, - я делал без тебя, дружище! Люблю я тебя.

Что бы вы думали, он на это ответил? Махнул девичьими ресницами и пропел:

– Я тоже.

Дальше всё было просто.

Аду мы подкинули к селению каких-то мирных дикарей, чтобы она купила себе лошадь. Не собиралась она домой возвращаться - то ли подвигов ей не хватило, то ли шило впилось в тайное место.

И мне она только одно и сказала на прощанье:

– В сущности, Снайк, ты не отпетый негодяй. Я бы могла на тебя повлиять в добрую сторону, если бы ты не был таким похотливым и беспринципным самцом. Всё доброе, что в тебе есть, заглушает эта твоя несдержанность. И ты такой неразборчивый, что даже не можешь отличить порядочную женщину от бог знает чего.

– Ах, - говорю, - Ада, я сам себе ужасаюсь, только вот поделать ничего не могу.

– Постарайся, - говорит.

– Непременно, - отвечаю.
– Лет через пятьдесят обязательно начну развивать силу воли в этом вопросе. Может, и вовсе перестану женщин замечать, как знать.

– Мерзкое, - говорит, - ты, Снайк, животное!

– Спасибо, - говорю, - милая, я тебя тоже люблю. По-братски.

На том мы с ней и расстались. А Ори сделал себе вид ещё прелестней прежнего, и улыбался загадочно, и накручивал на палец златой локон.

– Слушай, - говорю, - а почему ты на дороге объявился, в смысле, объявилась мужчиной, а не женщиной?

– О, - смеётся, - это была военная хитрость. Чтобы ты не заподозрил про звездоликую, а главное - чтобы Ада сразу не убила. А вообще, тебе не всё равно?