Абсолютные новички

Макиннес Колин

– Это оставляет нам лишь одну английскую тему, но очень важную… (при этих словах чудила в балетных трико поднялся и отдал честь)… И это Ее Величество Королева Британии!

Я вздохнул.

– Нет, пожалуйста, только не это, – сказал я ему очень вежливо, но уверенно. – На самом деле мы очень, очень, очень устали от этой темы. Я даже не имею на этот счет никаких соображений из-за полного отсутствия интереса.

М-р Пондорозо выглядел так, будто он провел бесполезно все утро. Он поднялся, и его гимнастическая форма немного приспустилась, показав складку волосатого брюха оливкового цвета. Он пробормотал:

– Значит,

ты немного можешь рассказать мне о Британии и позиции, которую она занимает.

– Только то, – сказал я, – что ее позиция в данный момент – это поиск своей позиции.

Он не стал с этим спорить, поэтому, улыбнувшись мне, он ушел, чтобы вернуть себе респектабельный вид. Я поставил пластинку на его новехонькую стереосистему, выбрав Билли Х., от которой я тащусь даже больше, чем от Эллы. Но только когда я усталый и унылый, как в данный момент: от встречи с Сюз, тяжелой работы с Роллейфлексом и потом от этой идиотской беседы. А Леди Дэй столько выстрадал в своей жизни, что ты забываешь все свои невзгоды, и вскоре я вновь был весел, как котенок.

– Хотел бы я иметь эту пластинку, – сказал я, когда появился М-р П.

– Бери, пожалуйста, – просиял он.

– Подождите, пока вы получите счет за те снимки, что я нащелкал, прежде чем дарить мне подарки, – предупредил я его.

Он ответил мне, что было довольно мило с его стороны, тем, что положил пластику обратно в конверт и впихнул ее мне под мышку, как будто письмо в почтовый ящик.

Я поблагодарил его, и мы вышли на солнцепек.

– Когда вам надоест ваша Веспа, вы можете отдать мне и ее тоже.

Верьте или нет, это сработало!

– Как только починят мой автомобиль, – сказал он, похлопывая рукой по сидению, – эта игрушка твоя.

Я взял его за руку.

– Микки, – сказал я, – если ты имеешь в виду это, я – твой. А снимки, надо сказать, это просто любезность.

– Нет, нет, – разгорячился он. – Это совершенно другое дело. За фотографии я заплачу наличными.

Он поспешил в дом. Я посидел на сидении скутера, просто для того, чтобы почувствовать, каково это; когда он вышел из дома, на нем был его тайский серебряный пиджак. Он дал мне сложенный чек.

– Благодарю, – сказал я, разворачивая его. – Но, знаешь, это не наличные.

– О. Ты предпочитаешь наличные?

– Не в этом дело, Микки – просто ты сказал «наличные», понимаешь? Давай посмотрим, где находится филиал банка. Остановка Виктория, это прекрасно. Я вижу, что это не одно из множества отвратительных неблагоприятных заведений, молодец. Я успеваю туда до закрытия, всего доброго.

Я умчался, обдумывая, что насчет скутера он говорил абсолютно серьезно. И если я хотел действовать быстро и сделать снимки, чтобы держать с ним контакт и поднажать на его совесть, если она у него была, чтобы прибрать к рукам это средство передвижения, то я должен был скорее попасть домой, в свою темную комнату.

Куда я и стремился, заскочив по пути в банк, который уже готовился к закрытию, когда я прибыл – на самом деле, клерк уже закрыл половину двери. Он осмотрел меня сверху донизу, мою Спартанскую прическу, мои подростковые шмотки и все прочее, и просто сказал, "Да? ".

– Что «да»? – ответил я.

– У вас здесь дело? – спросил он меня.

– Да, – разъяснил ему я.

– Дело? – повторил разбитый нищетой продавец

из канцелярского отдела.

– Дело, – сказал я.

Клерк все еще держал дверь.

– Мы закрываемся, – произнес он.

– Если мои глаза меня не подводят, – ответил я, – часы над вашим столом показывают без четырех три, так что будьте любезны, вернитесь за свой стол и обслужите меня.

Служащий ничего больше не сказал и прошел за свою стойку, потом поднял брови, и я дал ему чек М-ра Пондорозо.

– Вы являетесь, – спросил он, изучив его так, будто это была какая-то штука, которую в банке раньше никогда не видели, – предъявителем векселя?

– Кем?

– Это, – сказал он медленно и с расстановкой, как будто имел дело с глухим китайским лунатиком, – ваше – имя – написано – на – чеке?

– Jawohl, mein kapitan, это оно.

Сейчас клерк выглядел дьявольски раздраженным.

– И как, – поинтересовался он, – я узнаю, что это ваше имя?

– А как вы узнаете, что оно не мое?

Он прикусил губу, как пишут в дешевых романах, и спросил меня:

– Есть ли у вас какой-нибудь документ, подтверждающий это?

– Да, – ответил я. – А у вас?

Он открыл и закрыл глаза и спросил:

– Где документ?

– Здесь, в кармане моих джинсов, на моей жопе, – сказал я ему, проворно хлопая по той самой части тела. – Я ношу с собой бумажник, где лежат мои водительские права, в которых написано, что дорожных правил я не нарушал; мой сертификат донора крови показывающий, что за этот год я сдал две пинты, и членские карточки бесчисленных джаз клубов и ночных баров с запрещенным алкоголем. Вы можете взглянуть на них, если вам сильно хочется, или вы можете привести сюда М-ра Пондорозо с завязанными глазами, или все-таки вы закончите играть в игры и, наконец, дадите мне десять фунтов, которые хочет заплатить мне ваш клиент, даже если в вашей кассе мало бабок.

На что он ответил:

– Вы еще не расписались на обратной стороне документа.

Я накалякал свое имя. Он повертел чеком, начал писать на нем и, не поднимая глаз, сказал:

– Я понимаю так, что вы несовершеннолетний?

– Да, – ответил я, – если уж так, то да.

Он все еще ничего не сказал и все еще не отдавал мне мои деньги.

– Но теперь я уже большой мальчик и знаю, как дать сдачи, когда меня атакуют, – сказал я.

Он выдал мне две банкноты так, будто это были два бракованных экземпляра, за существование которых Банк стыдился, потом вышел из-за своего прилавка, проводил меня до двери и закрыл ее прямо за моими пятками. Должен заявить, что этот инцидент меня разозлил, вовсе необязательно и старомодно было обращаться с тинейджером, как с ребенком, и я направился от Виктории по направлению к своему дому в довольно сильной ярости.

Я должен объяснить, что единственная темная комната, находившаяся в моем распоряжении, без которой мне пришлось бы, конечно, тратить деньги на печатанье фотографий, находится в резиденции моих родителей в Южной Белгравии, они называют ее Пимлико. Я думаю, вы догадались, что мне не нравится ходить туда, и я не живу в этой квартире (кроме того периода, когда они уезжают на свои летние приморские оргии) уже несколько лет. Но родители все еще держат то, что называется «моей комнатой», сзади в пристройке, бывшей оранжереей с цветами в горшках.