Абсолютный. Часть 1. Парадизар
Шрифт:
– Надо же… – Дикая сдвинула брови. – Твоя татуировка потускнела или просто её хуже видно из-за плохого освещения?
– Она не просто потускнела – она продолжает тускнеть. Как будто исчезает. Как такое возможно? Ведь чернила вводятся подкожно – без лазера их не удалить.
Мои эмоции вновь начали прыгать, словно непослушные дети на новом батуте. Я сжала зубы и мысленно выругалась.
– Боюсь, пока что у меня нет ответа на этот феномен, – наконец произнесла Дикая, оторвав взгляд от моего плеча. – Но мы выясним…
– Забудь об этом. Сейчас мне нужно от тебя другое.
– Снова тебе от меня что-то нужно, – она запрокинула голову. – Что ещё?
– Я запустила тебя в стеклянную витрину, ты получила серьёзные ранения, потеряла
– Заранее? Это как?
– Я буду тебе должна. И я верну долг.
– Никаких долгов, – с этими словами она вдруг поднялась и запустила руки в карманы своих штанов. Когда наши взгляды оказались на одном уровне, она начала говорить:
“А я сильная не только внешне, но и внутри -
тем спасибо, кто кости мои ломали
(и души, и не только души). Меня не стерли -
меня только свирепо пытали.
А я думаю: всё хорошо.
Плохо если ты зол – остальное неважно.
Если ты потерял добро -
вот что, знаешь ли, страшно.
И я знаю: пройдёт совсем всё,
даже то, о чём я не узнаю.
И пока не минуло время моё,
я скажу искренне: “Прощаю”.
Услышав последнюю строку, я тяжело выдохнула и резко отвела взгляд в сторону, при этом до боли сжав кулаки. Стерва. Растрогала до слёз.
Нет, это не ещё одна её победа надо мной. Это победа моих расшатанных эмоций… А кто их сейчас расшатал? Она. Значит победа всё же её. Стерва.
Глава 15.
День 6.
Утро было пасмурное, серое и ранее – всего восемь часов – но, кажется, все уже проснулись.
Находясь в своем номере, я прекрасно слышала, что происходит за тонкими стенами соседних номеров. Слева от меня располагался номер Вывода. Он всю ночь беседовал со своей служанкой ?19-938. Теперь я не сомневалась в том, что он запал на неё, хотя сама девушка вроде как всё ещё не понимала этого. Он расспрашивал её о семье – она осталась сиротой в пятнадцатилетнем возрасте – о том, как она стала служанкой – её продал родной дядя в счёт кредитного долга. Также парень интересовался тем, что ей нравится – солнечные дни, изюм, фиалки – и что не нравится – горчица, униформа, соседка по койке. Вообще наш вездесущий штат прислуги – неразговорчивые ребята. Однако ?19-938 с энтузиазмом общалась с Выводом, хотя вне его номера была нема, словно рыба. Она рассказала ему и о моей служанке ?38-1732. Оказалось, что из родных у нее есть только одаренный несовершеннолетний племянник, который обещает в будущем выкупить ?38-1732 из служанок, что может быть вполне реальным благодаря успехам парня в науке. ?10-110, приставленный к Абракадабре, оказался мальчиком из многодетной семьи – у него есть пятеро братьев и три сестры. В слуги зачисляют с десяти лет, так что семеро детей его семьи уже в слугах. ?22-1405, приставленный к Нэцкэ, был вором, из-за чего и попал в слуги. ?60-504, прислуживающая Сладкому, должна была освободиться из служения уже через полгода. Слуги считаются “годными” до возраста шестидесяти пяти лет, но ?60-504 будет выкупать её единственный внук, однако и там тоже всё сложно…
От прослушивания разговора Вывода и ?19-938 меня отвлек шум в номере Дикой. Постучавшись, к ней зашел ?20-1107. Он пришел заправить её кровать, на что Дикая отреагировала резким отказом:
– Не вздумай трогать мою постель! У меня есть руки, чтобы самостоятельно справляться с делами и посложнее. Мне не нужен слуга. Хватит ходить за мной хвостом.
– Прошу, не отсылайте меня от себя. Если меня открепят от вас, вам приставят другого слугу, а меня вернут в мусорщики. Мне нельзя обратно – у меня проблемы с
Я почти услышала, как Дикая отвернулась от парня и подошла к панорамному окну:
– Просто уйди. Не буду я тебя откреплять.
Так начинался наш шестой день в Парадизаре. Я понимала, что скоро, может быть через ещё шесть дней, может чуть позже, а быть может и раньше, мы найдём способ выбраться отсюда. И обязательно выберемся. Сколько ещё дней и ночей нам придётся провести здесь, прежде чем мы попытаемся сбежать? Мы вообще когда-нибудь доберемся до Рудника? Или никогда? Сгинем в Парадизаре или при попытке бегства, или уже по пути в Рудник, или… Варианты разрывали.
Выйдя из своего номера в девять часов, я хотела перед завтраком зайти к Дикой, но вместо ?38-1732 перед моей дверью стояли двое крепких, высоких мужчин в чёрной униформе. Они попросили меня проследовать за ними, но просьба эта прозвучала скорее как приказ, который мне явно нельзя было игнорировать. В коридоре было пусто, Дикая – я знала это наверняка – находилась в ванной комнате своего номера. Проходя мимо гостиной я надеялась на то, что в ней окажется кто-то, кто заметит, что меня уводят, и передаст эту информацию Дикой, но в гостиной никого не оказалось. Все как будто испарились. Даже Вывод с ?19-938 замолчали за своей дверью. Либо наступившая тишина была глупой случайностью, либо напротив недобрым признаком. В любом случае меня увели незаметно.
Лифт остановился на десять этажей выше этажа “П&К”. Пропустив меня вперёд, мой конвой позволил мне выйти из лифта. Как только я это сделала, дверцы лифта закрылись, и мужчины уехали. Я осталась одна в просторном коридоре с панорамными окнами и малиновой напольной плиткой. Где-то в глубине апартаментов звучала раздражающая опера – женский голос на записи звучал истерично. Я последовала навстречу этой истерики. Дойдя до широкого прохода в левой стене, за которым открывалась квадратная гостиная с внушительным баром, я наконец поняла, что происходит. За барной стойкой со скучающим видом стояла Лив.
Я вошла в комнату и продолжила подходить ближе. Заметив моё присутствие, сестра растянулась в неестественно широкой улыбке. Теперь она не была похожа на выбеленную фарфоровую куклу, какой предстала передо мной на балу. На ней не было ни грамма грима: ни белоснежной пудры по всему телу, ни ярких теней на веках и под глазами, ни ядовитых губ. Только волосы всё такие же фиолетовые. У меня немного перехватило дыхание от этого зрелища. Лив без косметики была сама на себя не похожа. Когда она погрузила меня в криосон, она и являлась, и выглядела совсем молодой девчонкой. Я, конечно, понимала, что за шесть лет мои знакомые из “прошлой жизни” должны были немного измениться, но я не ожидала, что настолько… Лив постарела. Должна была постареть на шесть лет, но я отчётливо видела на её лице преждевременную старость – она как будто все двенадцать лет намотала за те шесть, которые я провела в нестареющем состоянии. По математическим подсчетам сейчас она должна была выглядеть моей ровесницей – на двадцать семь лет – но по факту она выглядела старше меня ещё на шесть лет. Стоящей за барной стойкой Лив не было двадцать один, в которые я видела её в последний раз, и не было двадцать семь, как должно было быть сейчас – ей были все тридцать три, не меньше. Тени и глубокие морщины залегли на её лбу и вокруг глаз, кожа заметно потускнела, губы как будто помялись и начали терять чётко очерченные границы… Словно прочтя мои мысли, сестра, начав бодро разбалтывать коктейль в шейкере, заговорила первой: