Ацтек. Том 1. Гроза надвигается

Дженнингс Гэри

Я набрался смелости и заявил:

– Я не старый. И никакой жены у меня нигде нет, а если когда-нибудь будет, то одна-единственная на всю жизнь.

Девушка посмотрела на меня долгим взглядом и, помолчав, сказала:

– Наверное, тебе надо было жениться на Джай Беле. Моей матери.

Повторяю: мое сознание и память еще не восстановились тогда в полной мере. До этого момента я, видимо, либо путал эту девушку с ее матерью, либо вообще забыл о последней. Ну надо же: я совершенно забыл о том, что совокуплялся с ее матерью, причем (йаййа, о стыд и позор!) в присутствии этой девушки. Могу себе представить, что она обо мне подумала: наверняка

сочла меня похотливым развратником, способным одновременно спать с матерью и ухаживать за дочерью. В растерянности и страшном смущении я только и смог, что пробормотать:

– Жениться на Джай Беле? Но насколько я помню... по возрасту она мне самому годится в матери...

В ответ девушка снова смерила меня долгим взглядом. Больше я ничего говорить не стал, а сделал вид, будто засыпаю.

Я повторяю, господа писцы, что мое сознание находилось после полученной травмы в плачевном состоянии и восстанавливалось чрезвычайно медленно. Это, пожалуй, может послужить единственным оправданием тем опрометчивым необдуманным фразам, которые я тогда произносил. Самую серьезную оплошность, повлекшую за собой роковые последствия, я допустил однажды утром, сказав совершенно без всякой задней мысли:

– Никак в толк не возьму, как это у тебя получается?!

– Что получается? – спросила хозяйка все с той же жизнерадостной улыбкой.

– Ну, иногда у тебя на голове отчетливо видна белая прядь, а иногда, как, например, сегодня, ее нет.

Девушка непроизвольно поднесла ладонь к лицу, на котором впервые за все время отразилось беспокойство. В то утро я увидел, как весело приподнятые крылышки уголков ее рта опустились. Она застыла неподвижно, глядя на меня. Думаю, что на моем лице отражалось одно лишь недоумение, судить же о ее чувствах я не берусь. Однако когда девушка заговорила, голос ее слегка дрожал.

– Я Бью Рибе, – промолвила она и умолкла, словно ожидая с моей стороны какой-то реакции. – На нашем языке это имя означает Ждущая Луна.

Она опять замолчала, и я искренне заметил:

– Прекрасное имя. Идеально тебе подходит.

Очевидно, девушка надеялась услышать что-то еще.

– Спасибо, – сказала она одновременно сердито и обиженно. – Что же до белой прядки, то она в волосах у Цьяньи, моей младшей сестры.

Потрясение лишило меня дара речи: я вдруг вспомнил, что у хозяйки постоялого двора действительно было две дочери. Все ясно: за время моего отсутствия младшая подросла, и теперь они со старшей выглядели почти близнецами. А ведь точно, у младшей сестры имелась отметина, полученная (сейчас мне вспомнилось и это) еще в младенчестве, малышку тогда укусил скорпион.

До сих пор я (вот ведь глупец!) не понимал, что за мною попеременно ухаживали две одинаково красивые сестры. Я не только принимал двух девушек за одну, но и, поскольку в голове моей все перепуталось, ухитрился в эту «одну» влюбиться, забыв не только о том, что их две, но и о том, что в свое время был любовником их матери. Задержись я в тот раз в Теуантепеке чуть дольше, я бы вполне мог стать со временем отчимом обеих красоток. Но самое ужасное, что во время своего медленного выздоровления я, не видя различия, с искренней страстью ухаживал за обеими девицами, которые вполне могли стать моими падчерицами.

Мне стало невыносимо стыдно, я пожалел, что не умер на пустошах перешейка, что очнулся от беспамятства, в котором так долго пребывал. Теперь мне оставалось лишь прятать глаза и молчать. Точно

так же поступала и Бью Рибе. Она ухаживала за мной с прежней заботой, но упорно отводила взгляд, а когда пришло время, молча удалилась. В тот день она навещала меня еще несколько раз – кормила, давала лекарства, – но оставалась при этом молчаливой и сдержанной.

На следующий день настала очередь младшей сестры. Я узнал ее по белой пряди и сказал:

– Доброе утро, Цьянья!

О вчерашней оплошности я предпочел не вспоминать, в глубине души надеясь, что девушки сочтут мой неуместный вопрос просто неудачной шуткой: якобы на самом деле я знал, что их две сестры. Однако Цьянья и Бью Рибе наверняка уже обсудили между собой случившееся, так что мои уловки едва ли достигли цели. Я с напускной непринужденностью болтал всякую чепуху, девушка же поглядывала на меня искоса, причем, как мне показалось, скорее с любопытством, нежели с обидой или осуждением. А может быть, я просто истолковал, как мне больше нравилось, загадочную улыбку, свойственную обеим сестрам.

Улыбка эта несколько утешила меня, однако, увы, мои оплошности и беды на этом не кончились, ибо новые откровения принесли новые огорчения. Я решил поинтересоваться:

– А что, ваша матушка, пока вы ухаживали за мной, все время занималась постоялым двором? Мне кажется, что Джай Беле могла бы выбрать момент, чтобы заглянуть...

– Наша мать умерла, – прервала меня Цьянья, и лицо ее моментально омрачилось.

– Что? – воскликнул я. – Когда? Почему?

– Да с тех пор минуло уже больше года. Мама умерла в этой самой хижине, куда перебралась, чтобы разрешиться от бремени. В гостинице, среди постояльцев, это неудобно.

– Разрешиться от бремени?

– Ну да, она вынашивала ребенка.

– Что? Джай Беле родила ребенка?

Цьянья посмотрела на меня с участием.

– Целитель сказал, что тебе сейчас нельзя волноваться. Вот окрепнешь, тогда...

– Да низвергнут меня боги в Миктлан! – сорвавшись, воскликнул я так яростно, что сам себе удивился. – Это ведь мой ребенок, разве не так?

– Ну... – Она тяжело вздохнула. – Ты оказался единственным мужчиной, с которым мама была близка после смерти отца. Я уверена, что она умела предохраняться, ибо очень страдала еще при моем появлении на свет, и лекарь предупредил маму, что следующие роды могут стоить ей жизни, так что лучше, если я буду у нее последним ребенком. Поэтому мне и дали такое имя. Но... с тех пор миновало много лет, и матушка, наверное, решила, что уже не способна к зачатию. Так или иначе, – Цьянья сцепила пальцы, – она забеременела от чужака из Мешико, а ты сам знаешь, как относится к этому народ Туч. Вот почему мама не обращалась за помощью ни к лекарям, ни к повивальным бабкам Бен Цаа.

– Получается, что она умерла из-за отсутствия ухода! – негодующе воскликнул я. – Из-за вашего упрямства и ваших глупых предрассудков! Неужели никто из местных знахарей не согласился бы ей помочь?

– Может, кто-нибудь бы и согласился, не знаю, но мама ни к кому из наших не обращалась. Открылась она только одному молодому путешественнику. Этот мешикатль прожил у нас в гостинице около месяца, проявил к ней участие и, когда матушка доверилась ему, отнесся к ней с сочувствием и пониманием, словно сам был женщиной. Он сказал, что посещал калмекак, где преподавались основы лекарского искусства, и, когда пришло время родов, вызвался ей помочь...