Ацтек. Том 2. Поверженные боги

Дженнингс Гэри

Мы вышли из дома, и он повел меня по мощенным ракушками улицам, по дороге постоянно искоса поглядывая маленькими, угнездившимися среди сети морщинок лукавыми и проницательными глазками.

— Тепетцлан, — сказал старик, — ты повел себя учтиво или, по крайней мере, проявил сдержанность, не высказав своего суждения относительно нас, оставшихся здесь ацтеков. Но позволь мне высказать догадку: ты считаешь, что все достойные люди в свое время покинули Ацтлан, а остались лишь никчемные лежебоки.

Старик, конечно, угодил в точку. Возможно, из вежливости я и попытался бы придумать какие-нибудь возражения, но он продолжил:

— Ты думаешь,

что наши предки были слишком ленивы, безвольны или робки, чтобы поднять глаза к манящему видению славы. Что они побоялись рисковать и, таким образом, упустили возможность изменить свою жизнь. А вот твои собственные предки, наоборот, дерзнули выступить навстречу неведомому, веря, что новый путь в конце концов возвысит их над всеми народами Сего Мира.

— Ну… — промямлил я.

— Вот наш храм.

Канаутли остановился перед входом в низкое здание, традиционно оштукатуренное измельченными ракушками. Правда, здесь в штукатурку для украшения были вделаны целые, неповрежденные раковины и панцири морских обитателей.

— Это единственный наш храм, и с виду он скромный, но войди внутрь…

Я вошел, воззрился через топаз на находившееся там изваяние и с искренним восхищением сказал:

— Надо же, Койолшауки. Какое великолепное произведение искусства!

— Ты узнал ее? — в свою очередь удивился старик. — А я-то думал, вы давно забыли нашу богиню.

— Признаюсь, почтенный старец, что среди множества наших божеств она почитается далеко не среди главных. Но легенда гласит, что эта богиня одна из старейших, и мешикатль помнят ее до сих пор.

А легенда эта, почтенные братья, состояла в следующем.

Койолшауки, чье имя означает Украшенная Колокольчиками, была в числе божественных чад верховной богини Коатликуе, которая уже дала к тому времени жизнь множеству детей, после чего принесла обет целомудрия. Но однажды она таки зачала снова, после того как в ее лоно, порхая, спустилось с небес перышко. Лично мне совершенно не понятно, как перышко может вызвать у кого бы то ни было беременность. Конечно, в древних преданиях сплошь и рядом случаются и не такие чудеса, но, по всей видимости, богиня-дочь Койолшауки тоже отнеслась к рассказу матери скептически. Собрав многочисленных братьев и сестер, она заявила:

— Наша мать навлекла позор на себя и всех своих детей. За это мы должны предать ее смерти.

Однако в этот момент во череве Коатликуе находился не кто-нибудь, а сам бог войны Уицилопочтли. Услышав эти слова, он немедленно покинул материнское лоно и предстал перед братьями и сестрами уже выросший и вооруженный обсидиановым макуауитль. Он на месте убил злоумышленницу Койолшауки, а тело ее, разрубив на куски, разбросал по небу, где эти липкие от крови ошметки приклеились к луне. Таким же образом Уицилопочтли разделался со всеми остальными своими братьями и сестрами, и все они превратились в звезды, неотличимые от светивших на небосклоне раньше. Этот самый новорожденный бог Уицилопочтли и стал впоследствии почитаться нами, мешикатль, как верховное божество. Что же до Койолшауки, то мы признавали ее божественную сущность, но храмов для нее не строили, статуй ей не устанавливали и праздников в ее честь у нас тоже не было.

— Для нас, — сказал старый историк Ацтлана, — Койолшауки всегда была и останется богиней луны, весьма и весьма почитаемой.

Мне это показалось странным, и я спросил:

— А зачем почитать луну, почтенный Канаутли? При всем моем уважении к вашим верованиям,

я не могу не заметить, что от луны нет никакого толку, разве что она светит по ночам. Да и то тускло, даже когда она полная.

— Все дело в морских приливах, — пояснил старик, — которые для нас очень важны. С запада наше озеро отделяет от океана лишь низкая каменная гряда. Прилив перехлестывает ее, и с его водами в озеро попадают рыба, крабы и морские моллюски. Потом вода спадает, а многие из морских тварей остаются, причем вылавливать их в замкнутом пространстве неглубокого спокойного озера куда легче, чем в безбрежном море. Как мы можем не воздавать благодарности за пищу, даруемую нам с такой щедростью и постоянством?!

— Но при чем здесь луна? — спросил я озадаченно. — Вы полагаете, что она каким-то образом вызывает приливы?

— Вызывает приливы? Чего не знаю, того не знаю. Но она, несомненно, возвещает нам о них. Когда ущербная луна снова начинает округляться, мы знаем, что в самое ближайшее время произойдет высокий прилив, который принесет нам много пищи. Так что какое-то отношение богиня луны к этому точно имеет.

— Похоже на то, — согласился я и посмотрел на изображение Койолшауки с большим уважением.

То была даже не статуя. То был каменный диск, столь же идеально круглый, как и полная луна, и почти такой же огромный, как великий Камень Солнца в Теночтитлане, с тем только отличием, что на нем красовалось рельефное изображение Койолшауки. Точнее, той Койолшауки, какой богиня стала после того, как ее расчленил Уицилопочтли. Центр камня занимал ее торс с обвисшей грудью; в верхней части была изображена в профиль голова в уборе из перьев, на видимой зрителю щеке был выгравирован колокольчик, от которого и пошло имя богини. Отсеченные руки и ноги, с браслетами на запястьях и лодыжках, были распределены по ободу диска. Разумеется, никаких словесных символов на камне не имелось, но на нем до сих пор сохранились следы первоначальной раскраски и бледно-желтое изображение на бледно-голубом фоне. Я спросил, сколько лет этому камню.

— Сие ведомо лишь самой богине, — ответил Канаутли. — Она появилась здесь еще задолго до того, как ушли твои предки, то есть находится в храме с незапамятных времен.

— Скажи, а каким образом вы оказываете ей уважение? — поинтересовался я, оглядывая в остальном пустое, пропахшее рыбой помещение. — Что-то здесь не видно никаких признаков жертвоприношений.

— Ты хочешь сказать, что не видишь крови? — уточнил старик. — Вот и твои предки жаждали крови, поэтому они и ушли отсюда. Койолшауки никогда не требовала от нас ничего похожего на человеческие жертвоприношения. Мы преподносим ей лишь низших существ — дары моря и ночи: сов, цапель, больших зеленых ночных бабочек. А еще мелких рыбешек, настолько маслянистых, что их можно высушить, а потом жечь как свечи. Молящиеся зажигают их здесь, когда ощущают потребность пообщаться с богиней.

Когда мы вышли из пропахшего рыбой храма на улицу, старик продолжил:

— Узнай же, родич Тепетцлан, то, что помним мы, Хранители Памяти. В давно минувшие времена этот город не был у ацтеков единственным. Здесь находилась столица обширных владений, простиравшихся от этого побережья и до самых гор. Народ ацтеков состоял из множества племен, которые, в свою очередь, насчитывали множество кланов-калпултин, но все они находились под властью общего тлатокапили, который, в отличие от мужа моей внучки, был вождем не только по названию.