Ацтек
Шрифт:
Следующая пришедшая мне в голову мысль тоже породила смешок. Представлялось вполне вероятным, что младенец унаследует присущий мне дефект зрения. С одной стороны, у малыша будет преимущество: уж ему-то не придется, как мне до обретения кристалла, ковылять, словно в тумане, не видя дальше своего носа. С другой стороны, как не пожалеть бедняжку, обреченного учиться подносить кристалл к глазу раньше, чем ложку ко рту, да еще и привыкать обходиться без него на прогулках и в играх со сверстниками, дабы с младенчества не заслужить прозвище Желтый Глаз.
Правда, если родится
И вот тут я по-настоящему испугался, вспомнив, что перед самым зачатием моя жена провела немало времени в обществе Женщины-Пары, а хорошо известно, что многие дети рождаются с уродствами или дефектами, когда их матери во время беременности смотрят на что-то подобное. Мало того, Цьянья, подсчитывая сроки, говорила приблизительно о конце этого года или о начале следующего, то есть роды запросто могли выпасть на злосчастные «скрытые дни». А ведь рождение в один из этих пяти безымянных, не обозначенных ни в одном календаре дней считалось самым дурным предзнаменованием, какое только можно представить. Настолько дурным, что родителей поощряли если не к детоубийству, то к скверному уходу за младенцем, который мог повлечь за собой смерть так и так обреченного на несчастья малютки. Я не был настолько суеверен, чтобы совершить нечто подобное, но мысль о том, что мое дитя может оказаться уродом или чудовищем…
Я курил покуитль и пил октли вплоть до появления Бирюзы, которая, увидев, в каком хозяин состоянии, пристыдила меня и кликнула Звездного Певца, чтобы тот помог уложить меня в постель.
— Похоже, мне предстоит превратиться в немощную развалину задолго до срока, — сказал я Цьянье на следующее утро. — Интересно, неужели все будущие отцы так же сходят с ума от беспокойства?
— Думаю, — с улыбкой ответила она, — таких отцов все же меньше, чем матерей. Но будущая мать знает, что от нее уже ничего не зависит, так что женщине остается только ждать.
— Так ведь и мне тоже не остается ничего другого, — вздохнул я. — Разве что полностью посвятить себя уходу за тобой, заботе о твоем здоровье и безопасности…
— Но в таком случае я первая превращусь в развалину! — воскликнула Цьянья совершенно серьезно. — Пожалуйста, дорогой, найди себе какое-нибудь другое занятие.
Уязвленный и озадаченный, я поплелся принимать утреннюю ванну, а когда, умывшись, спустился вниз, мне неожиданно представилась возможность отвлечься от своих забот, ибо я увидел Коцатля.
— Аййо, и
Мое приветствие, видимо, повергло друга в недоумение. — Ты о чем? Вообще-то, я пришел, чтобы… — О том, что мы ждем ребенка, о чем же еще! Его лицо слегка омрачилось, но потом он ответил: — Я рад, Микстли, и за тебя, и за Цьянью. Да даруют вам боги славное дитя. Но надо же, какое совпадение… я даже малость опешил. Я ведь зачем к тебе пришел: хочу жениться и прошу твоего разрешения.
— Надо же! Вот это новость, ничуть не хуже моей! Подумать только, мальчик Коцатль вырос и уже собрался жениться. Как незаметно летят годы! Но что ты имеешь в виду, когда говоришь о моем разрешении? Ты сам себе хозяин.
— Я-то хозяин, а вот невеста моя нет. Она рабыня. — Ну и что? — Я так ничего и не понимал. — Выкупи ее, и дело с концом. Уж конечно, у тебя достаточно средств, чтобы купить свободу одной рабыне.
— Так-то оно так, да вот согласится ли хозяин? Я хочу жениться на рабыне Кекелмики, и она тоже хочет выйти за меня замуж.
— Что? Не может быть! — Почему? Видишь ли, увидев ее в твоем доме, я стал частенько наведываться сюда, чтобы повидаться с ней, а если повезет, то улучить момент и побыть вдвоем. Большая часть нашего романа разворачивалась на твоей кухне.
Я был поражен. — Смешинка! Наша маленькая служанка! Но она же совсем еще девочка.
— Микстли, — мягко укорил меня друг, — она была девочкой, когда ты ее купил. Сам ведь только что сказал, что годы летят незаметно.
«А ведь он прав, — подумалось мне. — Смешинка всего на пару лет моложе Коцатля, а ему, хоть я и привык считать своего друга совсем юным, уже исполнилось двадцать два».
— Считай, что мое разрешение, вкупе с наилучшими пожеланиями, ты уже получил, — сказал я. — Но никаких покупок: это будет первым моим свадебным подарком. И не возражай, слышать ничего не желаю! Если бы не твои уроки, Смешинка никогда не могла бы рассчитывать на такую партию. Вспомни, как она вечно по-дурацки хихикала, когда только появилась в нашем доме. Ты сделал из нее благовоспитанную девицу, так что она по праву твоя.
— Тогда я благодарю тебя, Микстли, и от своего, и от ее имени. — Он замялся. — И вот еще что… я, конечно, рассказал ей о себе. О своей ране. И Смешинка понимает, что мы в отличие от вас с Цьяньей никогда не сможем иметь детей.
И тут до меня дошло, почему слова, которыми я встретил друга, на миг омрачили его лицо. Получилось, что я, разумеется невольно, без дурного умысла, выказал бессердечие. Однако, прежде чем я попытался извиниться, Коцатль продолжил:
— Кекелмики клянется, что любит меня таким, какой я есть. Однако я не уверен в том, что она до конца осознает всю меру моей неполноценности. Наши ласки на кухне никогда не доходили до точки…
Тут мой друг окончательно смутился, и я решил помочь ему. — Ты хочешь сказать, что пока еще не… — Смешинка еще даже ни разу не видела меня без одежды, — выпалил он. — И она девственница, не имеющая настоящего представления об отношениях между мужчиной и женщиной.