Ад, или Александр Данилов
Шрифт:
Данилов представил всю эту картину и не смог удержаться от хохота.
— Серёж, может, ко мне переедешь?
— Нет, пап, я возьму с Германии всё, что смогу. Вот окончу школу, потом университет, и встретимся мы с тобой за одним операционным столом. Вот такая у меня мечта. Одобряешь?
— А ты совсем взрослый, сынок…
Александр замолчал, переваривая услышанное.
— Пап, бабуля говорит, что у меня сестра старшая объявилась. Правда, что ль?
— Правда. Её зовут Катя. Но это ещё не всё. Я женился на её матери, и у тебя теперь есть ещё два брата. Младшего я собираюсь усыновить. Его зовут Мишка, ему два года.
— А как зовут его старшего брата,
— Георгий — Гоша или Жора сокращённо, в переводе «земледелец», ему десять. И если честно, он принял меня примерно так же, как ты Олафа. А жену зовут Дина.
Данилову показалось, что он чувствует, как Серёжа улыбается.
— Та самая Дина, о которой ты мне сказки на ночь рассказывал? Ну ты даёшь, отец! Поздравляю! Встретиться бы с ними со всеми.
— Надеюсь, что встретишься. Только я теперь не в городе жить буду, увольняться приехал.
— Да какая разница где, главное, чтоб добраться можно было без скафандра. Я рад за тебя.
Они ещё немножко поговорили о всяких мелочах, а потом распрощались. Вот и всё, он сказал о своих переменах в жизни самому дорогому для него человеку. И сын понял. Вот оно счастье.
Часть 14
После того как Дина сдала кровь в лаборатории родной клиники, Данилов отвёз её на съёмную квартиру, а сам поехал заниматься делами. В первую очередь написал заявление на увольнение и отнёс главврачу. Разговор вышел тяжёлый, но конструктивный. Заявление главный подписал и отрабатывать положенные две недели не заставил. На прощание похлопал по плечу, пожелал удачи и пообещал взять обратно, если на новом месте что-то не срастётся. Данилов поблагодарил, а сам подумал, что нет пока никакого нового места. И если в Александровке должности хирурга не найдётся, то с медициной ему придётся распрощаться. В груди всё сжалось. Не представлял он себя вне стен больницы. Они все эти годы были для него роднее дома, а коллеги — ближе родных людей. Расставание оказалось мучительнее, чем он себе предполагал. Уйти не попрощавшись с коллективом он не мог, а потому заглянул в ближайшую кондитерскую, купил большой торт и коробку различных пирожных. Передал с санитаркой в отделение и попросил всем коллективом пожелать ему удачи. Встретиться с коллегами лично оказалось выше его сил.
Данилов долго бродил по городу: думал, вспоминал.
Он пришёл работать в больницу на втором курсе, в то самое отделение, в котором проходил летнюю практику после первого года обучения. Летом на практике он там был с Диной. Вспомнил, как просил старшую сестру ставить их в одну смену, как на ночном дежурстве они впервые поцеловались, а потом, где-то через неделю, Дина стала совсем его. Какой милой и наивной она казалась ему тогда… Теперь, с высоты прожитых лет, он понимал, что сам тоже был слишком глупым. Хотя в том, что поумнел за прожитые годы, он сомневался. Профессионально, да, конечно, вырос, а вот как человек… Сейчас он так же влюблён всё в ту же женщину и ему абсолютно не важно, любит ли она его, как прежде, или ей от него что-то надо. Он даже знал что. Дина, соглашаясь на отношения с ним, заботилась прежде всего о детях. Конечно, в первую очередь — о детях. Они нуждались в опеке, в родителях, в любви, в материальном благополучии, и она на сто процентов была уверена, что он им всё это даст, вне зависимости от того, будет ли она сама при этом рядом или нет.
А вот ему оказалось важным, чтобы решение взять на себя ответственность исходило от него, а не от Дины. Данилов понимал, во что он ввязался и насколько трудно ему будет. Он чувствовал негатив, исходящий от дочери. Да и характер Катя его унаследовала — такой же категоричный
Но думы думами, а дела делами. Теперь его путь лежал домой. Надо собрать вещи и взять документы, а ещё поговорить с матерью.
На её одобрение и поддержку он не рассчитывал, но поставить в известность, дать адрес своего проживания считал необходимым. В конце концов, кроме него у матери никого на этом свете не оставалось.
Данилов вернулся к машине, сел за руль и поехал в квартиру, бывшую его пристанищем последние пять лет.
Двери открыл своим ключом, разулся на коврике у входа, прошёл в пустую комнату и немного обрадовался тому, что матери дома не оказалось. Разговор откладывался, но не отменялся. Зато можно спокойно собрать документы и вещи.
Вот с документов он и начал. Диплом, приложение, повышения квалификации, сертификации, грамоты. Всё складывал в одну папку. Потом достал фотографии сына — те, что были напечатаны на бумаге, — пересмотрел их и взял с собой. В большую клетчатую сумку заботливо уложил книги по специальности, а когда взгляд упал на детские сказки, которые Серёжке покупались, то отправил в сумку и их тоже, Мишке пригодятся.
Вещей у него оказалось совсем не много. Пару пар джинсов, около десятка футболок, несколько рубашек и костюм с галстуком. Вот и всё. Итого два клетчатых баула да рюкзак с ноутом и бумагами. Поставил скарб у самого порога, чтоб сносить вниз ближе было, и только собрался обуться и осуществить задуманное, как в квартиру вошла мать.
— Саша! — с возмущением в голосе проговорила она и схватилась за левую часть груди.
— И тебе здравствуй, мама.
— Ты решил привезти её к нам? Она что, тут жить будет? — Мама заводилась всё больше.
— Кого это ты так испугалась? — Данилову стало почему-то смешно.
— Ты решил поселить у нас Дину? Саша, тут одна комната, как ты себе это представляешь? А я не хочу больше скитаться по подружкам и чувствовать себя приживалкой. Это мой дом!
— Да разве ж я возражаю. Твой. Об этом я и хотел сказать. Я собрал свои вещи, потому что съезжаю. Сейчас снесу всё в машину и вернусь. Попрощаться нам с тобой надо по-человечески. Не враги мы всё же.
Мать села на полку для обуви.
— Как съезжаешь? Куда? Надолго? А как же работа?
— Я уволился из больницы. Всё в порядке, мама.
Мать закрыла лицо руками. Данилов закинул на плечо рюкзак и, прихватив одну из сумок, вышел из квартиры.
— Дверь не закрывай, я сейчас за вторым баулом вернусь. И надеюсь на чай с конструктивным диалогом.
Сложив вещи в багажник, он снова поднялся на свой этаж. Мать разогревала обед и накрывала на стол.
— Ты снова сошёлся с ней, да? — спросила она, не поворачиваясь к столу.
— Ты про Дину? Даже имя её произнести вслух не можешь? Она теперь носит мою фамилию. Мама, я только чай буду, пообедаю я вместе с женой где-нибудь, так что не утруждайся. Теперь по делу. Я оставлю себе ключи от этой квартиры, если ты не возражаешь. Жить с Диной мы будем не здесь, да и вообще далеко отсюда, но мало ли что. А у тебя, кроме меня и Серёжки, родственников нет. Звони, я всегда на связи.
Мать, пытаясь скрыть нервную дрожь в руках, достала поварёшку, открыла кастрюльку и вскоре поставила перед сыном полную тарелку.