Ад, или Александр Данилов
Шрифт:
Данилов поднял малыша и поцеловал в лоб.
— Ты ещё немного поскачи, жеребёнок мой, а я пока Гошу полечу. Договорились?
Он передал Мишку дочери, проводил их взглядом до ванной комнаты, где Катя включила воду, чтобы вымыть лицо и руки брату. Сам же разулся и прошёл к Гоше.
Тот лежал на своей кровати лицом к стенке и всхлипывал.
— Рассказывай, что болит, — обратился к нему Саша. — Гош, я нянчиться с тобой не буду, но и не отступлюсь, пока не пойму степень повреждений. Так что варианта у тебя два: или ты даёшь мне себя осмотреть и мы решаем,
— А можно просто отвять? — Гоша повернулся к Данилову, скорчившись от боли.
— Увы и ах! Я твоей матери обещал… — Саша замолчал, потому что комок встал в горле, а слабость свою он Гошке показывать не хотел. Закрыл глаза, сдерживая подступившие слёзы. Вдохнул, выдохнул, понял, что пришёл в себя.
— Её нет, так что обещания ничего не стоят! — в сердцах выкрикнул бунтарь.
— А совесть как же? Или ты скажешь, что и это не имеет значения? На спину ложись. Живот болит?
— Всё болит. Я озверел прямо, да и они тоже. Но я прав! И не вздумайте в школу идти разбираться!
Данилов лишь тяжело вздохнул, усаживаясь рядом с мальчиком. Поднял вверх его футболку, оголив живот, и мягкими движениями начал пальпировать.
— Ты драку начал? Сам понимаешь, меня всё равно вызовут в твою школу, а потому я должен знать, что к чему.
Гошка скривился, когда пальцы Данилова прощупывали печень.
— Пройдёт всё, да и пацаны нормальные. Подрались и подрались, только один там гнида. А вы в школе, небось, пай-мальчиком были и в кулачных разборках не участвовали?
— Ты прав, кулаками решать вопросы я не привык, хотя было однажды — я однокласснику руку сломал. Представляешь?
— Серьёзно? — Гоша с уважением и заинтересованностью посмотрел на Данилова, будто увидел его как-то иначе, не как обычно. Данилов же продолжал пальпировать живот ребёнка. — Расскажите, пожалуйста, — ойкнув, попросил Гоша.
Данилов же не прекращал осмотр, пытаясь выявить серьёзные повреждения, но их практически не было, только гематомы и припухлость в районе пары рёбер.
— Внутренние органы у тебя в порядке, снимок грудной клетки сделать надо, хотя явных переломов нет. Насчёт отсутствия сотрясения я бы поспорил с Асей. Собирайся, едем в клинику.
— Да ну на фиг. Заживёт всё, да и башка у меня крепкая! — возмутился Гошка.
— Заживёт, я не сомневаюсь, на этот раз тебе повезло, но вот когда меня вызовут в школу, хотелось бы иметь документальное подтверждение того, что тебе нанесли нешуточные повреждения.
— И почему вы с Асей такие скучные? — отмахнулся мальчишка. — Так расскажете? Ну, про драку, когда вы руку пацану…
Данилов усмехнулся и с нежностью глянул на пасынка.
— Скучные мы с Асей, потому что взрослые и многое видим иначе, чем ты. Будто через призму безразличия смотрим, которое жизненным опытом называется, а потому и воспринимаем всё не так остро. Вот сейчас случись со мной то, что в девятом классе, я бы Семёну руку не ломал. Да и в морду бы не дал, даже разговаривать не стал бы. Проигнорировал, и всё. А тогда
— Ну, и ты извинился? — Гошка негодовал, но впервые за полтора года обратился к Данилову на «ты».
— Нет, извиняться я не стал, потому что виноватым себя не чувствовал. Зато отец мне дома ремнём по одному месту всыпал так, что я неделю нормально сидеть не мог.
Гошка сел на кровати.
— Так не справедливо же! Он сам виноват был, это ведь то, что я думаю, да?
— Замнём для ясности. О мёртвых либо хорошо, либо ничего. Собирайся, в больницу съездим.
Гоша сел на кровати и молча начал собираться.
— Несправедливо ремнём проблемы решать. Я бы не простил. — Он говорил тихо, сам с собой, но Данилов слышал каждое слово. Да, это было несправедливо и очень-очень обидно. И конечно, он не простил отца, а ещё осознал, что не чувствует к нему больше ни любви, ни уважения, а только презрение и брезгливость какую-то. Но что он мог изменить? Мать молилась на своего Димочку и прощала, прощала… Точнее, просто закрывала глаза на все измены и увлечения мужа. А может быть, боялась, что тот уйдёт к одной из своих любовниц и она останется одна, без работы, без средств к существованию, а главное — без мужа, занимавшего довольно высокий пост в администрации города.
Саша вспомнил, как однажды спросил мать, зачем ей всё это? Почему нельзя отрезать один раз, начать уважать себя и, может быть, найти человека, который сможет оценить её по достоинству. Мать-то Саша любил всегда, несмотря ни на что. А она ответила, что такого положения в обществе ни с одним другим мужчиной у неё не будет. Да и возвращался отец всегда к ней. Она же жена, а все остальные просто шлюхи. Вот и весь сказ.
Этой правды Данилов Гошке, конечно, не расскажет. Да и зачем…
Они вместе вышли из дома, сели в машину и поехали в приёмный покой.
— Гоша, я спросить тебя хотел…
— Спрашивайте, — вернулся Гошка к общению на «вы».
— Как ты относишься к тому, что летом ко мне приедет сын из Германии?
Мальчишка аж подпрыгнул.
— Так это уже не сюрприз, что ли? — удивился искренне.
— В смысле? — не понял Данилов. — Мы говорили по телефону с его матерью, вот она мне и сообщила о желании Серёжи приехать.
Гоша посмотрел на потолок и скривился.
— Сдала она его, короче. А мы такой план готовили. Александр Дмитриевич, общаемся мы с Сержиком по скайпу, да и в Ватцапе. И я, и Катя. Он же брат Катькин, а мне просто нравится. Пусть не брат, а друг… Так что не парьтесь, мы ему только рады. Жаль, сюрприз не получился.