Ад уже здесь
Шрифт:
Николай задумался над словами товарища, вспоминая весь пройденный путь и те ситуации, в которые он попадал. Только сейчас он отчетливо стал осознавать, что во множестве случаев он оставался невредим благодаря чудесному вмешательству. Хотя это, может быть, лишь кажется после убедительных слов Ильи.
— Может, ты и прав. Может, и мессия, — вздохнул Николай, глядя на возвращающихся уже с оружием и теплой одеждой узников. — Только вот про дерьмо на свиноферме, это ты слишком…
— Слишком мягко, — кивнул Людоед.
11
АД
На хорошо освещенном перроне станции «Площадь 1905 года» царило оживление. Старые эскалаторы давно обили досками, поскольку они уже не могли выдерживать движения людей. Теперь по скрипучим деревянным ступенькам торопливо спускались исхудалые, бледные рабы с характерными клеймами на лбу: РАБ. Невольники тащили из приехавших после ночного рейда бронемашин трофеи и тела убитых врагов чернового движения, которые могли сгодиться в пищу тем, кто не брезговал человечиной, и для других нужд. За спинами рабов свистели сплетенные из человеческой кожи хлысты свирепых погонщиков.
— Живее, свиньи! Живее! На корм собакам пустим! — орали рабовладельцы.
На перроне столпилась бодрствующая ночью смена охраны станции. Им было любопытно, какие вести принесли вернувшиеся из рейда боевики.
Сверху на ступеньках эскалатора показался здоровенный черновик с окладистой седой бородой, которую стало видно, когда он стянул с мясистого лица респиратор. Вид у него был усталый. Он неторопливо спускался, замыкая процессию рабов и погонщиков, нарочито небрежно помахивая американским автоматом М-4.
Сама станция была отделена от остальных подземных помещений двумя стенами. За одной был питомник, где держали свиней и кроликов. Дальше были тюрьма и складские помещения с лабораторией. За другой стеной был личный вагон Якова Чернова, превращенный в бронированный дом. Жилища элитных черновиков, их семей и каморки их рабов. Оранжереи, где выращивали то, что могло вырасти в условиях подземелья.
Яков Чернов, тридцативосьмилетний главарь местной общины черновиков, с угловатым худым лицом, впалыми темными глазницами и тонкими черными усиками над вздернутой губой, вышел из своего логова в сопровождении четверых охранников. Увидев одного из лучших своих полководцев, он снял рукавицы и заткнул их за портупею.
— Вепрь, золотце, вернулся, — развел он руками и зевнул, приветствуя здоровяка с американским автоматом.
Вепрь подошел к нему и позволил себя по-отечески обнять главарю, который был гораздо моложе его самого.
— Привет, босс, — устало, но громко выдохнул он низким хриплым басом.
— Ну, рассказывай. Что там?
— Весь город на ушах стоит. Много отребья мы побили. Счету нет. Даже все трупы собрать не смогли. Несколько убежищ полностью выжгли. Но улов хороший. Правда, я видел там, в городе, кое-что.
— Что именно? — Чернов посмотрел на него сонными глазами.
— Следы. Следы особого вездехода.
Чернов задумался, потом мотнул головой и нервно усмехнулся.
— Херня все это. Нет никаких рейдеров. Неужто ты в эти байки веришь?
— Но что это за следы? В легендах об этих монстрах именно такие следы и описываются.
— Ну, мало ли что. — Чернов пожал плечами. — Танк какой-нибудь. Вездеход.
— Я же знаю, какие у чего следы. Нет. Это другое. Очень широкие гусеницы.
— А помнишь, у красноперых когда-то был вездеход. «Витязь», или как он там назывался. Ну, мы их еще на фугасе подорвали. Помнишь? Там тоже широкие гусеницы.
— Ну, хрен его знает, — махнул рукой Вепрь. — Но мне это все равно не нравится.
— Да будет тебе. А потери у нас есть?
— Как же без потерь. — Вепрь невесело усмехнулся. — Двенадцать парней наших убито. Еще патруль Свирепого пропал. Но я думаю, что они живы. Застряли, может, где на окраине. У нас подбили один броневик. Но так. Мелочь. Ступицу с колесом выбило. Починить можно. Но мы его на месте бросили. Я там оставил отряд на охранении. Это недалеко. У драмтеатра. Думаю сейчас взять БАТ, заправить свои коробочки и махнуть за машиной. Заодно Свирепого поищем. Ты не против?
— Нет. — Чернов мотнул головой. — Я не против. А какой улов?
— Тридцать пять ублюдков в плен взяли. Девять из них бабы. И вот еще… — Здоровяк опустил взгляд и нервно почесал бороду. — Борька Чахотка убит.
— Что?! — Яков вытаращил на Вепря свои желтые, болезненные глаза. — Как?!
— Один ублюдок его в спину расстрелял из автомата. Как падла. Прямо в спину. Но мы тварь эту взяли живым. Я ведь знаю, что ты с Чахоткой еще со школы корешился. Ну вот…
Наверху наконец показались еще люди. Избитые, некоторые с огнестрельными ранами пленные, чьи руки были связаны веревками и ремнями из все той же человеческой кожи на запястьях, спотыкались и падали от обильных пинков и ударов прикладами оружия, которые безжалостно сыпали на них озлобленные и перевозбужденные бойцы Вепря.
Пленники покатились по ступенькам вниз. Один из них свернул себе шею. Женщин вели отдельно. На тех из них, что были помоложе, была разорвана одежда. Видимо, по дороге в свое логово черновики уже успели над ними надругаться.
— Так, баб в стойло сразу уводите! — крикнул встречавшим на перроне охранникам Чернов. — А этих мразей построить тут.
Женщины кричали, плакали, отбивались. Гогочущие боевики погнали их в недра своего логова, хлопая руками по ягодицам и иногда раздавая пинки. Пленных мужчин выстроили в одну шеренгу. На худом жилистом лице Чернова заиграли желваки. Он вперил кулаки в бока и стал медленно расхаживать.
— Ну что, чмошники, добро пожаловать к черновикам. Я есть Яков Чернов. Хозяин этого города. — Он повернулся к своему полководцу. — Вепрь, покажи мне эту гниду, что Борьку порешил.