Ад
Шрифт:
А папа совсем сдал. Ему уже восемьдесят семь, волосы совсем редкие, лицо красноватое от сетки мелких сосудов, руки уже не так уверенно держат приборы, и слух подводит, и голос стал надтреснутым. Но он еще молодец, и рюмку поднимает вместе со всеми, и смеется над шутками, если, конечно, ему удается их расслышать.
Лариса – кругленькая, с пышной молочной грудью, с умиротворенным лицом. Столько ей, бедняжке, пришлось пережить! Кажется, совсем еще недавно она была беспутной девахой, наивно и так по-детски пытавшейся соблазнить Колю полоской голого живота,
После горячего решили сделать перерыв и переместиться в гостиную, посмотреть по телевизору популярное ток-шоу. Люба принялась убирать тарелки, Юля кинулась ей помогать. Николай Дмитриевич задержался за столом и поманил дочь к себе.
– Чего-то у Лариски мужик больно неказистый, – сказал он. – Неужто получше не нашла? Она ведь такая красавица.
Люба негромко рассмеялась. Отец всегда питал пристрастие к женщинам с формами, а Тамару до сих пор искренне считал некрасивой.
– У него есть другие достоинства, – объяснила она. – Он любит Ларису и хорошо ладит с Костиком.
– Когда ж они поженились? Ты мне ничего не говорила про то, что она замуж вышла.
– А они пока не поженились.
– Что так? – отец приподнял по-прежнему густые брови. – Он, что ли, не хочет?
– Нет, он-то как раз очень хочет, а Лариса тянет. Хочет сначала похудеть, чтобы свадебное платье лучше сидело.
Отец подумал немного и покачал головой.
– И какая только дурь в бабских головах сидит – это уму непостижимо. Что Колька? Есть от него новости?
– Звонил на днях. У него все хорошо, – привычно солгала Люба. – Продлил контракт еще на три года.
– Чего ж его в отпуск-то не пускают? Приехал бы домой, хоть повидались бы.
– Папуля, он в отпуск ездит в другие места, в Майами, на Кубу, в Австралию. Чего ему здесь делать? Пусть хоть мир посмотрит.
Она сама себя не слышала, произносила слова автоматически, борясь с дурнотой. Коли нет уже три года, а ей все еще больно. Больно вспоминать о нем и еще больнее говорить о сыне как о живом. Она все на свете отдала бы за то, чтобы то, что она сейчас говорила отцу, было правдой. Пусть хоть на одну сотую, но правдой.
– Он там не женился еще? – продолжал допрос отец.
– Вроде нет. Пап, разве нынешнюю молодежь разберешь? Живут вместе, называют себя мужем и женой, а на самом деле не расписаны и в любой момент могут разбежаться. Я в это не лезу. Он взрослый мальчик, сам разберется.
– И то верно, – согласился Головин. – Пойду ток-шоу посмотрю, там сегодня должна быть интересная тема, флаг и герб Москвы будут обсуждать, закон-то приняли недавно.
Люба с улыбкой посмотрела вслед отцу. Подумать только, ему интересны такие темы, как флаг и герб Москвы! Нет, пожалуй, Николай Дмитриевич не так стар, как ей показалось. Он еще многим фору даст.
Ветер отдохнул, немного окреп и
– И так мне Лариса с Василием в этот раз понравились, что я не утерпел и полетел их до дому проводить, – продолжал рассказывать Ворон. – На людях-то я их посмотрел, а как они между собой, когда их никто не слышит и не видит, не знаю. А мне интересно стало. Ну и, доложу я вам, хорошая из них пара получается. Василий этот вокруг Лариски так и вьется, заботой ее окружает, в глаза заглядывает. Я даже вспомнил Любочку и Родислава в давние годы, как она над ним крыльями махала.
– А теперь-то что ж, не машет разве? – спросил Камень.
– Теперь тоже машет, – отмахнулся Ворон. – Только уже не так отчаянно. Не сбивай меня. Василий взял на себя функции главы семьи, всем командует, все решает, бюджетом распоряжается, но он и зарабатывает больше Лариски, то есть белая зарплата у него, конечно, меньше, потому как Бегорский в своем холдинге всем такие оклады установил – закачаешься, но поскольку Василий – механик от бога, руки у него золотые и работает он на совесть, то ему клиенты из рук в руки приплачивают очень даже немало.
– Какая, ты говоришь, зарплата? – переспросил Камень. – Белая? Это как?
– Ох, тяжело с тобой, – вздохнул с высоты Ветер и постарался популярно объяснить товарищу про «белую» и «серую» зарплату и «черный нал».
Ворон, недовольный тем, что его концертный номер был столь бесцеремонно прерван, сделал вид, что у него обеденный перерыв, и принялся выискивать питание на стволах деревьев, окружающих Камня. Объяснения Ветра показались ему сумбурными и невнятными, он был уверен, что Камень все равно ничего не поймет и обратится за помощью к нему, Ворону, и был неприятно удивлен тем, что Камень во всем довольно быстро разобрался.
– Теперь все ясно, – произнес он. – Ворон, рассказывай дальше.
Ворон окончательно расстроился и решил свредничать.
– А я уже все рассказал, – гордо заявил он. – Они приехали домой, Лариска занялась малышкой, а Василий с Костиком сели комиксы про Бэтмена читать.
Он нарочно упомянул известного среди людей сказочного киногероя в надежде на то, что Камень спросит, кто это такой, и можно будет взять реванш над выскочкой Ветром, но Камень отчего-то не спросил, и настроение у Ворона испортилось безнадежно и надолго. Соперничества он не терпел ни в каком виде.
– Ну, что ты замолчал-то? – подал голос Ветер. – Мы с Камешком слушать приготовились, а ты молчишь, как рыба.
Ворон решил быть лаконичным и сухим. Пусть знают, что у него тоже есть эмоции, настроение и, в конце концов, собственная гордость.
– Я рассказал все, что видел, – ровным голосом сообщил он.
– А Леля ушла из дома? – спросил Ветер.
– Ушла.
– А как Денис с Юлей?
– Нормально.
– А у Тамары как дела?
– Хорошо.
– А…
– Да оставь ты его в покое, – вмешался Камень, с трудом подавляя улыбку. – Не видишь, что ли: он не в настроении. Обиду какую-то заковырял.