Адам и Ева против химер
Шрифт:
– Значит, молчание? – торжественно, хоть и тихо спросил Адам.
– Молчание! – негромким хором ответили Ева и Жанна. Фред издалека удивлённо посмотрел на довольную троицу заговорщиков, но ничего не сказал. Конечно, он не слышал подробностей заговора.
– Кстати, – Адам бросил взгляд на большие часы, тикающие на стене над барменом. – Если ты собираешься уехать, то самое время поспешить. Электричка будет через полчаса.
У Евы как-то тоскливо сжалось сердце:
– Выгоняешь?
Адам с удивлением посмотрел на неё:
–
– Да, – кивнула она. – Завтра всё равно на работу.
Поднялась, тяжело вздохнула. Не покидало ощущение, что вот сейчас что-то волшебное в ее жизни закончится, так толком и не успев начаться.
– Держи, – Адам неожиданно сунул ей в руку старинный мобильник-раскладушку.
Такой был у Евы, кажется, ещё в школе.
– Это…
– Ну, твой же сломан, – улыбнулся Адам. – А это какая-никакая, но связь. Я свой номер в него вбил.
***
Электричка надвигалась на перрон, недовольно отпыхиваясь. Видимо, злилась, что приходится притормаживать на ничтожной остановке, где нет даже станционной будочки. Ева оглянулась: Адам стоял с насмешливой улыбкой неподалёку, засунув руки в карманы джинсов.
– А ты точно уверен, что я доеду, куда нужно?
– Точно, – не вынимая рук из карманов, подтвердил тот. – Уверен. Во всяком случае, другого пути у тебя все равно нет.
– Но меня волнует один малюсенький вопросик… Всё, что здесь произошло…
Адам перебил:
– Может, это как раз тот случай, когда лучше вопросики не задавать? Даже малюсенькие. Думай, что у тебя произошло помрачение сознания. В результате чего ты видишь галлюцинации. Чтобы тебе было спокойнее, предположим, что это… ориентированный онейроид. Склонность к непроизвольному фантазированию с яркими представлениями о борьбе добра и зла. Причём такое фантазирование может сосуществовать с восприятием реального мира и ориентировкой в окружающем пространстве.
– И как это так?
– На самом деле, ты заснула в электричке и сейчас видишь сны. Или читаешь книгу, и настолько вошла в сюжет, что уже не понимаешь, где ты, а где героиня. Видишь ли, я, как твоя галлюцинация, точно не могу сказать, что с тобой происходит на самом деле.
– А как, интересно, себя чувствуют сами галлюцинации? – спросила Ева, – особенно такие… Образованные?
Адам нажал на кнопку поравнявшейся двери и подтолкнул ее в вагон. Последнее, что услышала Ева, в звуках тронувшегося поезда, это его слова:
– Галлюцинации себя чувствуют прекрасно!
ИСТОРИЯ ВТОРАЯ. КУПЛЕННЫЕ ДУШИ
Глава первая. Всё начинается сегодня
Лёля соврала Аркадию. Наверное, первый раз в жизни. Всегда есть какие-то мелочи, которые мы все скрываем от близких. Иногда в целях их спокойствия, иногда – сами не знаем почему. Можно занизить перед мужем стоимость только что купленного платья,
Или есть ещё тупой вариант вранья из серии «и почему я?». Зачем-то сказать случайному попутчику в поезде, что ты – знаменитая писательница, только пишешь под псевдонимом, а потом всю дорогу делать загадочный вид и думать: «А зачем я соврала-то?»
Но сразу стало понятно, что та ложь, которая воцарилась в эту минуту между Аркадием и Лёлей, из разряда непоправимых, смертоносных, а вовсе не таких пустяковых «непонятно почему».
Покусывая губы перед зеркалом, Лёля попыталась сделать голос как можно более непринуждённым:
– Почему ты не спрашиваешь, где я ночевала?
Она хихикнула и тут же осеклась, подумав, что получилось довольно мерзко.
– Ты разве не ревнуешь?
– А должен? – удивился Аркадий.
– Нет. Я была у Евы. У неё… Кое-что случилось, только это женские секреты.
На самом деле, Лёля немного волновалась, так как Евин телефон всё ещё был «вне зоны действия сети». Или отключен. Если подруга не появится до вечера, придётся искать эту самую гадалку, к которой она отправилась и пропала.
– Конечно, раз ей необходима твоя помощь.
Аркадий незнакомо и пытливо посмотрел на Лёлю. Зависла неловкая пауза. Правда, она быстро взяла себя в руки и практически бесстрастно ответила «Да уж, Еве не позавидуешь…», но пауза так и осталась висеть между ними, постепенно заполняясь ложью.
Лёля собиралась растворить ложь в поцелуе, но Аркадий смотрел на неё выжидающе, и она оставила эту мысль. Просто сказала: «Тогда – до вечера», и с противно бьющимся сердцем закрыла входную дверь. С другой стороны, там остались Аркадий и Пончик, её маленькая семья, бесхитростная и уютная, а Лёля зашагала, раздираемая внутренними рыданиями, в дождь и ложь, сгибаясь под зависшей паузой. И почему-то казалось, что это не она их сейчас, а они её предали. Потому что остались такими же, а Лёля в одночасье изменилась.
Хорошо, что она не видела, как встряхивается от хлопка двери Пончик, до этого мирно спящий в кресле, потягивается и запрыгивает на колени Аркадию. И не слышала, как Аркадий, рассеянно гладящий кота, произносит:
– Кажется, брат Пончик, нас действительно собираются бросить.
Лёля подумала, что «не позавидуешь» сейчас точно описывало именно её ситуацию, а вовсе не Евы. Ночью позвонила какая-то очевидно пьяная тётка, назвала по имени, сильно ругалась неприличными словами и требовала немедленно сегодня встретиться. Лёля ничего не поняла, но у неё засосало под ложечкой от этого, в общем-то, непристойного звонка. Ясно стало только, что все разлетается к чертям собачьим, раз по ночам ей начали звонить психи, словно на Лёле появилось клеймо «Можно все».